Она удивленно моргнула, а потом
заливисто рассмеялась, откинув голову назад. Смех получился
искренним, веселым, и от него стало как-то светлее на душе.
— Я не использовала на нем свой дар,
честно! — ответила она, все еще улыбаясь. — Просто… дядюшка хоть и
ворчливый бывает, и строгий, но после всего, что случилось… ну,
после того, как я пропала, он так нанервничался, что сейчас
временно стал почти, как шелковый. Чувство вины, знаешь ли, великая
сила!
Она ехидно улыбнулась, и в этой
улыбке было столько уверенности в своей правоте и женского
лукавства, что я почти поверил, будто она действительно дергает за
ниточки самого царя.
— К тому же, я ему все-все
рассказала. Про этих жутких магов, про лес, про страх… и, конечно,
в особых красках расписала, как благородный и отважный барон
Кулибин, рискуя собственной жизнью, вырвал меня из лап злодеев! —
Она чуть сильнее прижалась ко мне, обвив мою руку обеими своими,
словно ища защиты даже сейчас, в полной безопасности. Ее щека
коснулась моего плеча.
— Ну, а кроме того, — добавила она
уже серьезнее, поднимая на меня взгляд, в котором промелькнула тень
знакомого упрямства, — хоть я и его племянница, это совершенно не
дает ему права выбирать, с кем мне встречаться и с кем делить
постель. Я же, все-таки, не прямая наследница престола, слава
богам. И он это понимает. А мне этот трон и даром не нужен. Тут бы
за свою голову успевать печься, следить, чтобы она на плечах
осталась, а еще и за сотней тысяч чужих… Нет, не хочу я этого, Саш.
Совсем не хочу.
Я слушал ее, глядя, как последние
лучи солнца играют в рыжих прядях, и думал… Да, пожалуй, это похоже
на правду. Чувство вины и страх потерять единственную близкую
родственницу действительно могли временно смягчить кого угодно.
Единственный человек, которому, наверняка бы было плевать и то со
слов местных — так это императору.
Я ведь и сам помнил тот день, когда
он, Государь, приехал ко мне под предлогом осмотра поместья.
Помнил его красные, воспаленные от
бессонницы глаза, осунувшееся, серое лицо, напряжение в каждом
движении. Он тогда просил об услуге, говорил это свое «если
вдруг…».
Черт побери, странное чувство. Будто
это было целую вечность назад, в другой жизни, и одновременно —
буквально вчера. Время здесь текло как-то иначе, искажалось
пережитыми событиями, сжималось и растягивалось, как старая
пружина. Парадоксально странное чувство, честно говоря.