Пепел золотой птицы. Кошкин-5 - страница 6

Шрифт
Интервал


Излишне разговорчивый доктор тотчас нырнул рукой в карман сюртука и показал портрет прелестной юной девицы. Фотокарточка была раскрашена в цвет, а потому Кошкин разглядел, что невеста свежа, как весенний день, рыжеволоса и румяна.

— Дня не могу прожить без ее светлых глаз, - любовно глядя на карточку, произнес доктор. И сам тотчас смутился: - простите еще раз мою словоохотливость – я вас, должно быть, утомил. Прощаюсь, Степан Егорович. Мне отвели комнату в доме, но завтра уезжаю поутру – не знаю, увидимся ли.

Он ушел, оставив Кошкина наедине со своими мыслями. А мысли сводились к одному. Неужто и впрямь столь очевидно, что он не может простить умирающего старика?

Cherchez la femme. Да, дело, разумеется, было в женщине. Ведь не вмешайся тогда Шувалов, не случись той ссылки… кто знает, может, сейчас Кошкин был бы женатым и семейным человеком. Счастливым болтуном, как этот Сапожников.

…А может, схлопотал бы пулю, как успел схлопотать ее первый муж, как ее второй муж, и как ее черт знает какой по счету любовник. Так что и впрямь, довольно дуться. Ему бы еще поблагодарить Шувалова, что уберег.

Да только отчего-то до сих пор разбирала такая тоска, что ей-Богу, иной раз кажется, и пуле был бы рад.

Кошкин выбросил папиросу и задрав голову, долго еще смотрел в полное звезд ночное небо. А дышалось здесь, в Златолесье, и впрямь невыразимо легко.

Сапожников обыкновенно приезжал раз в два или три дня – под вечер, после работы в больнице в Зубцове. Оставался на ночь и поутру уезжал обратно. Прописывал Шувалову больше бывать на воздухе, ни в коем случае не простужаться и есть много овощей и фруктов. Больной слушал его хмуро, игнорировал почти полностью и разве что окно в спальной позволял открыть. В один из таких визитов Кошкин увязался поехать в Зубцов с доктором – на почту, отправить пару писем, а больше развеяться да осмотреться. Тем более что Шувалов вечно гнал его из комнат, не позволяя остаться дольше, чем на четверть часа.

Зубцов оказался городом крохотным, донельзя провинциальным, однако не бедствовал, судя по всему. Улицы, полные народу, сновали открытые экипажи с миленько одетыми дамами, лавки зазывали посетителей, а каменные дома, хоть и встречались нечасто, были аккуратными и радовали глаз. Город считался купеческим и вел торговлю льном – чем и знаменит был на всю империю. Стоял сразу на двух реках – Волге и Вазузе. Реки сходились возле Полустовой горы, куда Сапожников обещал непременно сводить на прогулку, ибо с горы открывался чудеснейший вид. Реки же делили городок на две части – городскую и заречную, которые сообщались меж собой посредством парома. Паром, впрочем, громко сказано: от одного берега к другому был натянут трос, вдоль которого паромщик с добровольцами собственными силами двигали судно.