Балдуин позволил себе лёгкую, едва заметную улыбку.
Народ должен смеяться после битвы. Значит, дух ещё жив.
Система вспыхнула:
Задание выполнено: "Закрепиться в Бейруте".
Награды:
— Укрепление власти в регионе.
— Рост репутации среди знати Иерусалима.
Балдуин поднял голову к небу.
Огромный, тяжёлый крест на башне цитадели теперь был его
знаком.
Но он знал: настоящая война только начинается.
Ночь окутала Бейрут чёрным покрывалом.
Лагерь Балдуина развернулся на площади у цитадели. Костры
вспыхнули один за другим, освещая грубые палатки и навесы из
разорванных знамён.
Вокруг костров сидели солдаты: ели, пили, перевязывали раны,
смеялись.
Балдуин наблюдал за ними из тени.
Он не вмешивался. Эта ночь принадлежала им.
У одного костра молодой копейщик, с перебитым шлемом,
рассказывал:
— Иду я, значит, по улице... А там, клянусь Христом, курица!
Живая! Меж горящих домов бегает, как дьявол! Ну, я её — хвать!
Думаю: "Или я сегодня поем, или кто-то другой!"
Солдаты засмеялись, кто-то хлопнул его по плечу.
— Ты бы лучше Онфруа поймал, а не курицу! — выкрикнул
кто-то.
— Да если б Онфруа бегал, как та курица, никто бы его не поймал!
— парировал копейщик.
Смех разнёсся над лагерем.
У другого костра старый рыцарь с седой бородой чинил ремни
доспехов.
— Эх, — ворчал он, — меч точить проще, чем шнурки на этих
доспехах подтягивать! А говорят: рыцарям легко...
— Конечно легко! — поддакнул юный оруженосец. — Пока мы на себе
вашу броню таскаем!
Рыцарь фыркнул и подтолкнул его ботинком.
— Вырасти сперва, чтобы броня на тебя налезла, сопляк!
Балдуин слушал и запоминал.
Смех, ворчание, лёгкие шутки — всё это было признаком того, что
его армия жива.
Что дух, скованный в крови и огне, не сломлен.
Но в глубине лагеря шёпотом передавали другие истории.
О заговорщиках, что якобы скрылись.
О тайных посланиях, ушедших в Триполи.
О новых врагах, что собирают силы за горизонтом.
Балдуин знал: война не закончена.
И отдых будет коротким.
Очень коротким.
Ночь в Бейруте была обманчиво тиха.
За руинами и дымом, за кострами победителей, там, где старые
переулки сжимались в узкие горловины, собирались те, кто ещё
надеялся изменить ход войны.
В тёмной подвале полуразрушенного дома, за гнилым столом, сидели
трое.
Их лица скрывали капюшоны.
Их слова были ядом.
— Он взял город, — прошипел один. — Но это не конец.