Чернышов, кряхтя, поднялся и доложил:
— В последнем донесении графа Румянцева пишется, что обе южные
армии уже добрались до магазинов в Киеве, Полтаве и Бахмуте. По его
словам, одна-две недели на приведение войска в должный порядок – и
он всей силой выступит на самозванца.
— Медленно, Захар Григорьевич! Очень медленно! – воскликнула
Екатерина. – Как жаль, что Александр Васильевич Суворов пропал. Вот
кто маэстро стремительности. Нет вестей о нем?
— Никак нет, государыня, – развел руками Чернышов. – Как сквозь
землю провалился.
— Несчастье за несчастьем, – Екатерина стукнула веером о
подлокотник кресла и посмотрела на канцлера. – Что со шведами будем
делать? Каков Густав, а?! Притворялся рыцарем, а сам в спину
ударил, мужеложец…
— На фоне наших несчастий, шведы – меньшее из зол. Возьмут пару
крепостей и успокоятся. Я бы их сам отдал им за военную помощь, –
позволил себе откровенность князь Вяземский.
— Никита Иванович, ты хотел какие-то предложения озвучить. Для
того и собрались. Говори уж.
Панин открыл папку и, откашлявшись, начал зачитывать:
— По трезвому и взвешенному рассмотрению положения нашего мнится
мне, что вернуть состояние общественное в допрежние кондиции
видится невозможным. Предложения мои могут показаться вам
алтерацией (2) невиданной и заставят вас ужаснуться или в уныние
прийти. Напомню прежнее свое рассуждение: непоколебимое
установление формы и порядка правления отнимает способ впредь к
лучшему переменять и исправлять. И дабы не довести до погибели всю
нашу возлюбленную державу, следует не токмо самозванца опередить,
но и даже в чем-то его превзойти.
— Ты головой прохудился, Никита Иванович? – императрица
вздернула вверх распухшее лицо. – Аглицкий парламент еще
предложи!
— И его! Возобновим работу Уложенной комиссии, дабы двигаться,
куда наметили. Вольностями дворянства сыты мы по горло! А про душу
общества – про людей третьего чина – мы и позабыли! Разночинец,
составляя одно общее с народом, производит коммерцию и счастие
благородных, но отделен от дел государства. Благородные имеют, без
сомнения, похвальные качества, но иногда недостает им случая
производить оные в действо, а иной раз и вовсе в зверя дикого
превращаются от вседозволенности. Напротив того, третий чин
упражняется ежедневно в благоразумии, честности, изобильном
вспомоществовании, точности, постоянстве, терпении и
правосудии…