От этой дикой обузы – многоверстной вереницы экипажей – удалось
избавиться, переправив корпус через Волхов. Помогли морячки
генерал-майора Назимова. Целая флотилия малых гребных и парусных
судов, занятая ранее патрулированием студеных вод широкой северной
реки, доставила полки на другой берег.
— В нашем распоряжении семь полков полного штата. Легкой
кавалерии три тысячи, составленной большей частью из добровольцев
со своими лошадьми. С ней не все гладко – кони-то большей частью
попривыкшие к охоте, а не к действию в эскадронном строю. Как они
поведут себя при звуках выстрелов? – делился наболевшим начальник
штаба на военном совете.
Это собрание высших офицеров было раздуто втрое супротив
нужного. От сбежавшихся на него генералов весьма почтенного
возраста не протолкнуться. Важничали, кряхтели, попердывали,
чинились и хвастали былыми заслугами. Кто свою службу при Минихе
вспоминал. Кто хвастал прогулкой по улицам взятого на штык
Берлина.
— Какой штык?! Вам ключи вынесли на подушке! А вот мы одной
дикой спаржей и молодым степным чесноком от голода бежали, когда
шли на Крым…
— И как? Взяли тот Крым? Или вернулися обратно несолоно
хлебавши?
— Да я тебя…
— Тихо, господа офицеры! Давайте говорить по делу!
— Да что там говорить! У мятежников двух полков не наберется.
Местность им у Вышнего Волочка помогает, но численное преимущество
за нас. Навалимся дружно, и магазины наши!
Слухи об огромный запасах зерна, о скопившихся в районе шлюзов
барках, доверху заваленных провиантом, оказались той сладкой
морковкой, за которой были готовы потянутся все питерцы от мало до
велика, а корпусные квартирьеры – особенно. Если с амуницией и
боеприпасами не было никаких проблем, то кормить многотысячную
воинскую силу скоро будет нечем. А столицу – уже нечем.
Генерал-фельдмаршал граф Чернышев топал ногами и требовал на
совещаниях немедленного удара в юго-восточном направлении, который
откроет путь на Москву.
— Румянцев уже на подходе к Оке. Все силы злодеев и возмутителей
должны туда направиться. Разговоры о том, что Пугачев вот-вот
выступит на Петербург не более чем враки. Он же не сумасшедший?
И граф, и командир корпуса, генерал-аншеф Петр Панин,
сохранивший свое положение при дворе, несмотря на опалу старшего
брата, не были уверены в истинности этих слов. Напротив, отчего-то
с каждым днем они все больше и больше склонялись к мысли, что удар
на Петербург и отрыв от войск Румянцева – это именно то, что
предпримет самозванец. Это было настолько очевидно… Но время шло.
“Маркиз” продолжал сидеть в Москве. Пришла пора атаки,
согласованной по времени с южанами, и Чернышев буквально выпихнул
Панина на другой берег.