Мне двадцать два. Всплывают моменты, от которых выворачивает
нутро. Одна из вылазок в поселение возле стратегического склада.
Нас застали. Мужчина, прикрыв жену, вымаливает пощаду. Он стоит
между мной и приказом. Я не слушаю. Руки работают автоматически —
штык-нож, быстрый разворот. Два тела. Кровь. Молча. Тяжесть в
голове не уходит.
После — основная цель: подрыв вражеского склада боекомплекта. Мы
закладываем термобарические заряды. После сигнала — ад. Поселение,
что было рядом, засыпает взрывами. Всё живое выдёргивается из
земли, стены разлетаются, тела сгорают. Мы лежим, вдавленные в
выжженный грунт, ожидаем подтверждения от командования, слушая
глухие грохоты, будто кто-то крушит небо. Взрыв за взрывом. Секунды
тянутся вечность.
Мелькают и другие эпизоды — размытые, но острые: вынос тела
командира, обезглавливание часового, резня в тоннелях под штабом.
Всё, что раньше казалось службой, стало тенью.
Мне двадцать пять. Последняя миссия в «Термитах». Нас забросили
через технический тоннель — прорезали купол, проникли на территорию
склада АБСХ. По разведданным, гарнизон должен был быть минимальный.
Это была ложь.
Мы едва вылезли — и в нас ударила стена огня. Боевые экзомехи,
автоматные очереди, гранаты. Варес и Лесли — оба превращаются в
месиво за секунды. Мы пытаемся прорваться наверх. Один коридор за
другим. Потери. Шаг — и снова смерть. Хэйрон рвёт на себе броню,
ловя разрывную очередь. Мы с Элройем врываемся в главный зал,
запертый, как гроб.
И тут — звук. Прожигающий не уши, а мозг. Гул. Низкий, древний,
как будто сама планета зарыдала.
Я оборачиваюсь. Через смотровую в куполе вижу, как он...
трескается. Расползается по швам. И в эти раны летят лучи —
орбитальные удары с боевых спутников Хайденвальда. Секунды — и
следом заходят ракеты с антиматерией.
Стрельба замирает. Все слышат. Все видят. И замолкают. Даже
машины. Даже разум.
Время словно сжимается в точку.
Взрыв.
Я вижу, как формируется ядро. Свет, плотный как металл, давящий
взглядом. Оно раздувается — не спеша, с величием неумолимого. Его
края пульсируют, излучая силу, способную искривлять воздух. Оно
становится почти красивым. Почти божественным. И тут —
схлопывается.
Не с треском, а с тишиной. Абсолютной. Без права на звук. Ад в
чистом виде, вывернутый наружу. Волна, как невидимый молот, уходит
во все стороны, разрывая ткань реальности.