Пока я доплелась до двери, ее едва не
выломали.
– И кто такой буйный? – спросила я,
не открывая ее. Мало ли кто бродит ночами?
– Ох, Чарли, ты жива! Я боялся, что
не успею.
Услышав голос своего любовника, я
выдохнула.
Чего он боялся не успеть сделать?
Глотнуть на прощание свежей крови? Сделать из меня свое подобие?
Или произнести, стоя над остывающим телом, «Прости, любимая»?
Последнее я бы послушала. Мой любовник предпочитал не говорить о
чувствах. Его запал признаваться женщинам в любви кончился еще лет
двести назад, когда он похоронил очередную горячо любимую пассию.
Такова доля вампиров.
Я распахнула дверь и попала в его
объятия.
– Прости, но я только полчаса назад
узнал, что тебя ударило молнией.
Я потрогала повязку на голове,
наложенную в госпитале для ветеранов войны, куда меня привезли
прямо с кладбища. Хорошо, что сторож помнил, что я еще не ушла, и
отправился предупредить, что ворота закрываются. Он и нашел меня,
лежащей без сознания и с располосованной головой. Я чудом осталась
жива.
Пришлось даже выстричь волосы, чтобы
обработать рану. Пальто по пояс было в крови. После такого ткань не
очистить, и я вынуждена буду его выбросить. Вряд ли шерстяная вещь
перенесет стирку и не перекосится. Опять незапланированные
расходы.
Я вздохнула.
– М–да, слухи по городу разносятся со
скоростью той же молнии, которая на кладбище оказалась куда
проворнее меня.
На руках моего возлюбленного были
перчатки, верхняя одежда застегнута на все пуговицы, но
прикосновение щекой к щеке позволило понять, насколько сейчас
холодно на улице. По Бенедикту всегда можно определить температуру
окружающей среды. Поэтому он любил сидеть у камина, чтобы хоть так
походить на людей.
В его темно–каштановых волосах
поблескивали капельки дождя. Граф Винтерширский ненавидел цилиндры,
считая их самыми неудобными головными уборами за все четыре века
своего существования.
– Ты не один? – когда я выпуталась из
его объятий и шагнула в сторону, чтобы не держать любовника на
пороге, увидела, что за ним стоят еще двое. В их руках был черный
гроб. – О, ты пришел ко мне со своей постелью?
– Пустишь пожить у тебя? – он сделал
просящие глаза. – Потомки покоя не дают. Дед дай, дед подскажи, дед
рассуди.
– Ну ладно, – растерянно согласилась
я, наблюдая, как сноровисто по его кивку слуги потащили гроб на
второй этаж.