Старик прищурился, разглядывая тлеющую папиросу, будто в ней
таилась развязка истории:
— Я ему: «Ладно». А сам позвал ребят с ночной смены —
Витьку-штукатура да Марысю, нашу учетчицу. Высыпали мы цемент в
бочку с водой, размешали до жижи, а сверху ветошь накидали.
Приходит утром Валерьян Игнатьич, орёт: «Где мешки?!». Я ему:
«Товарищ прораб, комиссия же! Мы всё в фундамент слили, чтоб брака
не нашли!».
Гришка фыркнул, стряхнув пепел на пол:
— Он позеленел, давить начал: «Это бунт!». Тут как раз Марыся
подходит с бумагой и говорит, мол, акт подписывайте, Валерьян
Игнатьич. Цемент пошёл на укрепление объекта, как вы и велели.
Пришлось ему рожу скривить да расписаться. А через неделю дожди
зарядили и весь его дачный пристрой из украденного кирпича поплыл,
как кулич из песка.
Он вдруг заковылял вокруг буржуйки, пародируя разгневанного
прораба:
— После этого Валерьян Игнатьич меня стороной обходил. А
Марыська за смекалку премию получила — отрез на платье «в честь
женской инициативы», — глаза Гришки блеснули ехидством.
А ведь в этой истории сквозила своя особая философия: начальство
можно переиграть, если действовать в рамках их же правил.
— Размеры? — внезапно перепрыгнул на другую тему Гришка,
доставая из-под лавки потрёпанный сантиметр.
— Кухня — два с половиной на три, коридор два на полтора, —
ответил я с задержкой, не сразу поняв, о чём он. Так и хотелось
ответить ему: «Приборы», как в том анекдоте.
Гришка задумчиво почесал переносицу, затем резко встал. Видимо,
позабыл, что играет в старого и немощного. Я это почти сразу
заметил. То он ковылял, будто развалина, то его движения были
резкими и точными. В общем, интересный старик. С ним точно не
соскучишься.
Вытащив из-под груды мешков ключ на ржавой цепи, он махнул
мне:
— За мной. Только не шуми — крысы тут злые, прошлой зимой
прорабу палец отгрызли. — И снова непонятно: шутит он или
серьёзно.
В углу бытовки он отодвинул фанерную панель, за которой оказался
тайник. Полумрак озарился аккуратными штабелями: краска в вёдрах с
замазанными этикетками, рулоны линолеума, перетянутые проволокой,
даже пачка бельгийских обоев с цветочками.
— Вот, — он ткнул заскорузлым ногтем в рулон, — узор «под
паркет». Чешский. По документам брак, а на деле — царапина с
тыльной стороны.
Вынос Гришка организовал со знанием дела. Завернул рулон в
брезент от дождя и сунул мне в руки. После, кряхтя как столетний
старик, провёл меня через дыру в заборе.