— Скажи Боксёру, что мы в расчёте, — бросил он мне вдогонку.
— Спасибо, Гриша, — ответил я ему. — Передам. Бывай.
Махнув мне на прощанье, старик развернулся и зашаркал обратно к
будке, нарочито громко причитая: «Ох, спина, совсем замучила,
окаянная…». Но в свете фонаря я заметил, как он ловко перепрыгнул
лужу, даже не сбавляя шага.
«У каждого свои причуды», — подумал я и зашагал к дому.
Следующее утро началось с сюрприза. После пробежки я сидел на
кухне, завтракал и читал газету под шипение сковороды, на которой
дожаривалась последняя партия драников. Я протянул было вилку к
аппетитному кусочку на своей тарелке, когда на кухню влетела мать с
таким видом, будто она решила брать её штурмом.
— Сереженька, представляешь! — Радостно прокричала она,
размахивая синим кухонным полотенцем, словно флажком на
первомайской демонстрации. — Папа наш нам новую мебель достал!
Румынскую! Диван-кровать «Дружба» и стенку с зеркалом! С ума сойти
можно!
Вилка моя замерла на полпути к тарелки. В памяти всплыли образы
из прошлой жизни. Такая мебель считалась очень престижной и достать
её было ой, как непросто. Как отцу — обычному советскому человеку,
по словам матери — удалось провернуть подобное?
— Ничего себе, вот это новость, — произнёс я ровным тоном,
нарочито медленно откусывая драник. Горячий картофель обжёг нёбо,
но я даже бровью не повёл. — Как папе это удалось?
— Шурин его знакомого в «Союзвнешторге» бумаги подписывал! —
Мать схватила со стола тряпку и принялась нервно вытирать уже
чистый подоконник. Её глаза блестели, как у пионерки на ёлке в
Кремле. — Говорит, вагон с браком пришёл — царапина на задней
панели. Ну, а брак ведь списывают!
Мысленно я усмехнулся. Этим словом всё объяснить можно. Вчера я
так линолеум «купил».
— На днях поедем забирать, — продолжала мать, наконец присев на
табурет. Её пальцы дрожали, завязывая и развязывая узелки на
фартуке. — Ты только представь — настоящая румынская стенка! С
бронзовыми ручками и матовыми узорчатыми вставками!
Я угукнул, слушая мать вполуха и наблюдая, как мимо окна
пролетела стайка воробьёв. Мысли мои по-прежнему вертелись вокруг
отца.
— Кстати, мам, — вынырнул я из своих мыслей, — я ремонт затеял.
Уже договорился. В понедельник вечером придут люди, стены
штукатурить, полы перестилать. Вчера не успел сказать, пришёл
поздно, а вы уже спали.