Красная Заря. Попаданец 1943. Том 1. - страница 31

Шрифт
Интервал


— О, я-я… Гитлер нихт.

Немец озирался по сторонам, стыдливо прикрывая петлицы мундира. Смотрел на русских бойцов, как крыса, затравленная котом. — Нихт война. Нихт стрелять…

Нас пропустили к штабу. Ротный уже доложил по инстанции, что двое бойцов из ночной вылазки притянули за уши «языка». Причем, второй боец был совсем и не боец, а, скорее, гражданским. Примкнул в походе колонн, сдружился с солдатами, вызвался в рейд. Итог: привели пленника.

Комбат встретил меня хмурым взглядом. Лет тридцати, майор. Сесть не предложил. В походной штаб-палатке было прокурено. Стояли стулья. На ящиках галет — разостланные карты. В углу скрученная в рулон постель. По-суворовски, значит.

— Кто таков?

Врать было бессмысленно. Это тебе не два бойца-тракториста колхозов. Здесь офицерской академией попахивало.

И тут «Остапа понесло». Завертелось. Помчалось время вскачь.

Сам не помню, как выпалил из себя пулеметную очередь словесного фонтана. Если посудить, с точки зрения сорок третьего года, я нес полную околесицу. Кроме майора в палатке присутствовал начальник штаба и два ротных командира. А я нес такую чушь, что мои мозги сами плавились от шока. На головы начальников обрушились такие факты будущих событий, что они остолбенели от удивления. Мне хватило двух минут, чтобы завладеть их вниманием.

— Война закончится в мае сорок пятого! — выпалил я первую фразу. — У стен Рейхстага. Гитлер покончит самоубийством. Берлин будут брать армии Жукова, Конева и Рокоссовского. Я из будущего, товарищи командиры!

И умолк, зажмурившись. Как пить дать, сразу к стенке.

У начальника штаба изо рта вывалилась папироса. Пленный немец был забыт — его так и не вызвали на допрос. А что касается меня, то бедному инженеру двадцать первого века дали продолжать дальше. Вопреки всем законам логики, меня не признали психом, и не расстреляли на месте.

Сначала робко, потом все больше воодушевляясь, я начал перечислять все важнейшие события войны. В конце шестого абзаца мне предложили сесть. В конце восьмого — закурить. В конце десятого — чай. А я все чесал и чесал, выуживая из памяти те или иные даты, обрывки информаций, места событий. Все, что когда-то учил в школе, потом в институте. Все, что всплывало в памяти из книжек, интернета, Википедии, Гугла. Палил без устали, скороговоркой, глотая слова, боясь быть прерванным. Спустя пятнадцать минут моего словесного поноса, мне дали выпить сто грамм «наркомовских».