Собеседник
слушал, и с каждым моим словом его глаза расширялись всё больше. Он
поставил рюмку на стол и подался вперёд, словно боялся пропустить
хоть слово. На его лице отражалась целая буря эмоций — от недоверия
и опаски до восхищения и надежды.
— А ведь
верно, мать-перемать! — выдохнул он. — Давно пора кому-то показать
этим холёным павлинам, как надо дела делать! А про этих, как ты
говоришь… вассалов и сюзеренов… хрен с ними, с французскими
словечками, по-простому я тебе так скажу: рано или поздно настоящим
воякам действительно придётся выбивать пыль из этих надушенных
вельмож!
Дождавшись,
пока он слегка успокоится, я продолжил:
— Вторая,
можешь считать это моей причудой, — я криво улыбнулся, — но я не
оставляю своих. Никогда. Я знаю, каково это, когда гибнут твои
соратники. Знаю, каково это — стоять одному против превосходящих
сил противника. Больше я не допущу, чтобы это происходило — ни с
моими людьми, ни с теми, кто готов сражаться рядом с
нами.
Конечно, я
не стал озвучивать третью, самую прагматичную причину — расширить
сферу влияния Угрюма, получить под контроль, или, по крайней мере,
под присмотр новые территории.
Всё большое
начинается с малого. Каждая защищённая деревня, каждый преданный
соратник, каждый обученный боец — это не просто тактическое
преимущество, но и кирпичик в фундаменте того, что со временем
может стать настоящей основной безопасности для всего
региона.
Размещая
своих людей в деревнях Ракитина, я, безусловно, получаю
дополнительные глаза и уши, раннюю систему оповещения о
приближающейся опасности. И да, это даёт определённый контроль над
ситуацией. Ценой большой крови в прошлой жизни я усвоил урок, что
даже самые верные могут поколебаться под давлением обстоятельств,
жадности, страха или зависти. Мне доводилось терять людей из-за
слепого доверия тем, кто истово клялся в верности. Теперь я знаю:
доверяй, но проверяй. Не из жестокости, а из ответственности перед
теми, кто полагается на мою защиту.
Молодой
воевода долго молчал, обдумывая моё предложение. Я не торопил,
давая ему время всё взвесить. Он сидел, уставившись в одну точку,
будто видел там что-то своё. Когда он наконец заговорил, голос его
был тихим, почти шепчущим:
— Когда мне
было десять лет, мой дед — он был Стрелецким десятником и любил
читать — рассказывал о временах Империи, которую мы не застали, —
глаза Руслана затуманились воспоминанием. — Он говорил, что
когда-то правители были воинами, что они сами вели людей в бой и
делили с ними тяготы похода. Что подати собирались не ради балов, а
ради крепких стен и обученного войска.