– Нужно было совсем не ходить!
Они ушли из деревни спустя три часа. За это время Мартин
рассказал такое количество историй, что хватило бы год прогонять
целую армию Пушистиков, охрип и устал так, будто вопреки расхожей
поговорке, ворочал мешки. Когда его познания в мифологии начали
подходить к концу, пришлось сочинять. Рассказал о том, почему у
Вика белые волосы и белые глаза, сказал, почему редко появляется в
деревне и не умеет плавать и лазать по деревьям. Рассказал, почему
он не «белый, как, блин, моль», а бледный, как снег. В рассказе
присутствовали феи, волшебные цветы, говорящие коровы и прочие
сказочные персонажи, которые давали окружающей мальчика
действительности какой-то новый смысл. И не было никаких серых стен
и алкоголика-отца.
«Совсем я не мог. К тому же ты помнишь – тебе не удастся от них
прятаться».
– Но ты же…врал, – с удивлением произнес Вик, будто мысль о
лгущем Мартине казалась ему чем-то абсурдным.
Сам Мартин не считал себя образцом честности. Что делать – он
оказался в тех условиях, когда ему приходилось изворачиваться.
«Я не врал. Я рассказывал им сказку, а они знали, что я ее
рассказывал. Если ты заметил, они были в восторге и обещали тебя
никогда не трогать, если ты еще расскажешь... Ради всего святого,
Вик, это могло бы стать самой большой твоей проблемой на долгие
годы, а нам удалось отделаться дурацкой сказкой про говорящую
корову!» – Мартин сам был не в большом восторге от своего
вынужденного бенефиса.
– Мартин?.. А вообще ты здорово рассказываешь, – неожиданно
потеплевшим голосом признался Вик.
Он и правда совсем не сердился.
Они устроились недалеко от озера, в котором недавно купались.
Чуть поодаль росла огромная, разлапистая ель, похожая на
темно-зеленый шатер. Мартин привел их сюда, расстелил на земле
старое шерстяное одеяло и закрыл глаза.
Он легко уступал Вику, возвращаясь к своей темноте. Но когда
мир, вздрогнув, переворачивался перед его глазами, он чувствовал
глухую, тянущую тоску. И от этой тоски чернее становилась темнота,
и немилосерднее дверной проем. В такие моменты всегда всплывало
горькое, глухое слово «каземат».
Мартин смотрел в свою темноту, часто замечая там какое-то
движение. Иногда даже слышал звуки, похожие на шорох воды о песок.
Но он не ходил туда, опасаясь вслепую блуждать в пространстве, о
котором ничего не знал. Боялся не найти проем и не вернуться к
Вику. Боялся раствориться в ней, потеряться и больше никогда не
увидеть света.