Самое досадное и нелепое происшествие случилось на третий день
пути. Не проехали мы с утра и пяти верст, как услышали отчаянный,
какой-то не свойственный нашему силачу жалобный крик. Обернувшись,
увидели престранное зрелище: Тит, спрыгнув со своего верблюда,
бегал по степи, спотыкаясь и размахивал огромными ручищами,
разгоняя стаю нахальных ворон, круживших над ним. Лицо его было
растерянным и почти плачущим.
— Стреляйте, вашшлагородь, стреляйте! — заметив Левицкого с
ружьем, чуть не плача, кричал он. — Лови ее, проклятую! Она серебро
спёрла!
Подбежав ближе, мы увидели на земле мешок с нашим серебром,
который, видимо, немного развязался. На мешковине виднелась свежая
дыра, проделанная мощным клювом. Оказалось, ворона расклевала мешок
и стырила один из небольших, но увесистых слитков, лежавший с краю.
Она уже взмыла в воздух и летела прочь, а в клюве у нее тускло
блестело наше серебро.
Увы, с ним пришлось распрощаться: пока Левицкий прицелился,
ворона была уже далеко.
— Ушла, тварь пернатая! — сплюнул Софрон.
— Ой-вэй, кусочек нашего гешефта улетел! Прямо в небо! —
запричитал Изя. — Чтоб ей пусто было, этой птичке!
Тит стоял посреди степи, понурив голову, растрёпанный, огромный
и несчастный.
Мы потеряли часть нашего сокровища из-за нелепой случайности.
Вообще, нахальство ворон в Монголии превосходит все границы. Эти,
столь осторожные у нас птицы, здесь до того смелы, что воруют у
монголов провизию чуть не из палатки. Мало того: они садятся на
спины пасущихся верблюдов и расклевывают им горбы до крови. Глупое
животное только кричит да плюет на мучителя, который, то взлетая,
то снова опускаясь, пробивает сильным клювом большую рану.
Монголы, считающие грехом убивать птиц, не могут отделаться от
воронов, непременно сопутствующих каждому каравану. Положить
что-либо съедобное вне палатки невозможно: оно тотчас же будет
уворовано.
Дорогой от нечего делать я разговорился с одним из
погонщиков-монголов, молодым парнем по имени Бату, который немного
знал русский — выучил в Кяхте. Он рассказал мне про караванную
торговлю. Оказалось, что перевозка чая из Калгана в Кяхту приносит
огромные барыши хозяевам верблюдов. В среднем, каждый верблюд за
два зимних рейса зарабатывает около пятидесяти рублей серебром —
немалые деньги.
Расходы же на погонщиков невелики. Бату пожаловался, что
верблюды часто приходят в негодность: стирают пятки до хромоты или
сбивают спины от небрежного вьюченья. В первом случае им подшивают
на рану кусок кожи, и хромота проходит; со сбитой же спиной верблюд
в том году уже не годен к извозу.