— Сильный ветер — плохо, — заметил Хан, глядя в темнеющее небо.
— В степи буря — страшное дело. Лет двадцать назад, сказывали
старики, тут обоз китайский шел. Пятнадцать телег, высоких таких,
на двух колесах. Их на станции Чоглу-чай предупредили — буря идет,
переждите. А возчики торопились, отмахнулись, мол, в телегах не
страшно. Уехали… Так и не добрались до следующей станции. Буря
телеги подхватила, как пушинки, и унесла вместе с людьми и скотом.
Никого не нашли потом.
Перед нами расстилалась бесконечная однообразная степь, лишь
изредка всхолмленная пологими сопками. Характерной чертой пейзажа
стали невысокие, оплывшие земляные конусы с темными норами у
подножия — жилища тарбаганов, или сурков-байбаков, как их звали у
нас. Их было несметное множество, вся степь казалась изрытой ими.
Почва под ногами изменилась: теперь это был преимущественно
крупнозернистый красноватый гравий и мелкая галька, среди которой
порой поблескивали интересные камни — Левицкий даже подобрал пару
мутноватых агатов.
Однообразно потянулись дни нашего путешествия. Караван обычно
выходил в полдень и плелся под палящим солнцем до самой полуночи,
когда спадавшая жара и яркие звезды делали путь чуть менее
мучительным. Проходили мы так в среднем по пятьдесят верст
ежедневно. Темп задавали верблюды — неторопливый, медитативный,
убаюкивающий. Чтобы размять ноги и хоть как-то развеяться от
монотонности, днем мы с Левицким или Софроном большей частью шли
пешком впереди каравана и стреляли попадавшихся птиц, в основном
каких-то степных жаворонков да куропаток, которые шли на ужин,
внося приятное разнообразие в наш рацион.
Но настоящей напастью стали вороны. Не наши, европейские,
относительно осторожные, а местные — черные, крупные, с мощными
клювами и поразительной наглостью, вскоре сделавшиеся нашими
отъявленными врагами. Еще в начале пути я заметил, что несколько
этих птиц подлетали к вьючным верблюдам, садились на вьюк и затем
что-то тащили в клюве, улетая в сторону. Сначала мы не придали
этому значения, но вскоре Захар, проверявший провиантские мешки,
обнаружил пропажу.
— Гляди-ка, Курила, — подозвал он меня, показывая на прореху в
плотной мешковине, — пернатые черти дыру проклевали! Сухари
таскают, ироды!
Оказалось, нахальные птицы расклевали один из мешков и таскали
оттуда сухари. Спрятав добычу, вороны снова являлись за поживой.
Когда дело разъяснилось, ближайших ворон перестреляли. Но это мало
помогло: через время явились новые похитители и подверглись той же
участи. Подобная история повторялась почти каждый день. Мы
старались укрывать съестное тщательнее, но эти бестии умудрялись
находить лазейки.