Наконец, в мареве жаркого дня показались зубчатые стены
Гайнчжура. Внушительная крепостная стена из крупных неотесанных
камней с массивными квадратными башнями выглядела мощно, но
по-азиатски грубо. Город, как объяснил Хан, делился на монгольскую
и китайскую части. Караван, подняв тучи пыли, медленно втянулся
через высокие каменные ворота в китайскую часть.
Первое впечатление — оглушающий шум, невообразимая теснота и
удушливая пыль. Лабиринт узких, кривых улочек, плотно застроенных
одноэтажными глинобитными фанзами. Воздух был тяжелым, спертым,
пропитанным запахами нечистот, едкого дыма и готовящейся еды —
острого перца, чеснока, жареного масла. Отовсюду неслись крики
торговцев, лай собак, рев верблюдов.
Санитарами на этих улицах были лишь вездесущие тощие собаки да
черные вислобрюхие свиньи, деловито рывшиеся в мусоре.
Мы решили не испытывать судьбу в
общем караван-сарае и сняли комнату на постоялом дворе — довольно
просторную, но унылую и грязную каморку с земляным полом, широкой
глинобитной лежанкой-каном и маленьким окном, заклеенным
промасленной бумагой. Из мебели — лишь шаткий стол да пара
табуретов.
Осмотрев город, мы пришли в еще большее уныние. Семенящие на
изуродованных ножках знатные китаянки. Толпы полуголых детей с
раздутыми животами, дряхлые старики, безучастно гревшиеся на
солнце…
Я многое повидал в прошлой жизни — и пыльные городки Сахеля во
времена Иностранного Легиона, и разрушенные аулы Чечни, — но такой
концентрированной грязи, скученности и безысходного равнодушия к
собственному убожеству, как в этом маньчжурском городе, не мог себе
представить.
Все здесь казалось чужим, убогим, враждебным. На базаре царила
обычная для востока суета. Самой ходовой монетой оказался кирпичный
чай — плитки твердого, спрессованного чая пилили на куски и ими
расплачивались буквально за все. Русские деньги местные брали
неохотно, предпочитая китайские серебряные слитки-ланы или чай.
Настроение после прогулки по городу было хуже некуда.
Оставалась последняя, тающая надежда — наше серебро. Под
руководством Хана мы попытались пристроить хотя бы часть клада.
Захар и Изя, взяв пару неказистых слитков, обошли несколько лавок.
Вернулись к вечеру мрачные. Китайские торговцы, по их словам, были
само радушие, кланялись, угощали чаем, но, когда дело доходило до
цены, становились непробиваемо скупыми.