Наш караван остановился на большом, шумном постоялом дворе. Двор
был до отказа забит людьми, верблюдами, лошадьми. Едва мы
спешились, как из дверей главной фанзы-трактира донесся зычный,
негодующий бас, громыхавший по-русски:
— Да черт бы побрал этого ирода, амбаня вашего! Живоглот
проклятый! Ворюга ненасытный! Чтоб ему пусто было на том и на этом
свете!
Мы с товарищами переглянулись. Похоже, судьба снова свела нас с
соотечественниками. Заинтересовавшись, мы направились к фанзе.
Нарушителем спокойствия оказался дородный мужчина лет сорока
пяти, в добротной темно-синей суконной поддевке поверх ярко-красной
шелковой рубахи, подпоясанный узорчатым кушаком. Широкое,
медно-красное, словно начищенный самовар, лицо его с густой русой
бородой лопатой прямо-таки тряслось от гнева. Типичный русский
купец средней руки, энергичный и себе на уме.
— Почто так гневаетесь, господин хороший? Аль обидел кто не по
делу? — спросил я его с той бесцеремонной развязностью, что легко
возникает между русскими на чужбине. Рядом остановились Левицкий, с
аристократическим любопытством разглядывавший купца, и Изя, уже
прикидывавший, нельзя ли извлечь из знакомства коммерческую
выгоду.
Глава 4
Купец резко обернулся, смерил нас
быстрым, пронзительным взглядом — оборванных, пыльных, загорелых
дочерна, но все же своих, русских. Гнев на его лице, красном, как
начищенный самовар, слегка поутих, сменившись горечью и такой
досадой, что кулаки сами собой сжимались.
— Да вот, сударь! Беда у меня! Чистое
разорение! — Он с силой махнул лопатообразной дланью в сторону
города, откуда доносился гул. — Звать меня Никифор Семеныч, фамилие
Лопатин, иркутский купец второй гильдии. Решил вот попробовать
торговать с этими нехристями желтомордыми. С этим народом диким, а
пуще того — с ихним начальством, решительно никакого дела иметь
невозможно! Одно слово — дьяволы ненасытные! Я ж как положено,
по-людски хотел... — вздохнул он тяжело, глядя в пыльное небо.
Я кивнул и, не дожидаясь приглашения,
уселся на скамью рядом. Мои спутники подошли ближе, ловя каждое
слово.
— Прибыл намедни с караваном, товару
немного вез. Раньше-то я другим путем хаживал, а тут как нелегкая
дернула! — продолжал между тем Лопатин, понизив голос и опасливо
оглядываясь. — Остановился здесь, на постоялом дворе. И спросил у
хозяина — человек он вроде бывалый, по-русски малость шпрехает.
Как, мол, тут с торговлей? Можно ли в город соваться? Я ведь знаю
их порядки: при въезде с товаром плати мыто — пошлину эту
проклятую. А какую — это уж как местный сатрап, амбань этот самый,
решит. Захочет — грош возьмет для вида, а захочет — последнюю
портянку с тебя сдерет, и не пикни!