— Не приходилось таким в Одессе
заниматься, Изя? — не удержался я от вопроса, видя его
неуклюжесть.
— Ой, я вас умоляю, Курила! —
всплеснул он руками. — Контрабанда — это таки у греков бизнес! А я
порядочный еврей, торговал себе мануфактурой, пока эти бандиты не
пришли…
— Быстрее, живее! — торопил Щербак,
нервно оглядываясь на темный русский берег. — Не ровен час,
нагрянут…
Его слова оказались пророческими.
Едва последний тюк был уложен, и плотогоны, оттолкнувшись шестами
от вязкого, чавкающего грязью берега, отошли на несколько саженей,
как на том берегу, откуда мы только что отчалили, замелькали
беспокойные огни факелов. Тишину разорвал властный, зычный
крик:
— Сто-ой! Стрелять буду! А ну, к
берегу!
— Казаки! — выдохнул Щербак. —
Засада! Пронюхали, ироды!
Берег позади нас пылал мечущимися
факелами, выхватывавшими из тьмы не меньше десятка конных силуэтов.
Грянул первый, недружный залп. Пули со злым визгом пронеслись над
самыми нашими головами, смачно шлепаясь в черную воду. Одна из
лошадей на нашем плоту, истошно заржав, забилась и тяжело рухнула
на бревна плота, сраженная шальным выстрелом. Две другие, обезумев
от грохота и страха, рванулись вперед, обрывая недоуздки, и с
громким всплеском кинулись в воду, быстро исчезая в темноте вниз по
течению.
— Кони! Пропали кони! — в отчаянии
крикнул Чиж.
— Черт с ними, с лошадьми! Греби!
Навались! — заорал я, перекрывая крики, шум и треск выстрелов.
— Захар! Софрон! Сафар! К ружьям!
Огонь по вспышкам! Не дать им целиться!
Завязалась яростная перестрелка. Мы
палили почти наугад в сторону мечущихся на берегу огней. Казаки с
берега отвечали. Их пули свистели совсем рядом, глухо стучали по
бревнам плотов, вздымали вокруг нас фонтанчики воды.
Плотогоны, отборно матерясь, изо
всех сил налегали на длинные шесты и неуклюжие весла. Те из нас,
кто не стрелял, помогали им. Левицкий, позабыв про свое дворянство,
с неожиданной сноровкой орудовал тяжелым сибирским ружьем с
сошками, методично посылая пулю за пулей в сторону берега. Изя
забился за мешки с серебром, съежившись и бормоча на идише нечто,
похожее на молитву.
— Серебро! Серебро, главное дело,
держи! Не упусти! — хрипло крикнул Захар, когда плот сильно качнуло
и вода окатила нас ледяными брызгами. Тит тут же грудью прикрыл
драгоценные мешки.