Наконец течение подхватило наши
неуклюжие посудины, вынесло на стремнину, быстро унося от опасного
берега. Стрельба с той стороны стала реже, пули ложились все
дальше. Казаки, видимо, поняли, что упустили нас. Их злые крики и
ругань еще разносились по воде, но уже слабее, бессильнее.
— Ушли… Кажись, ушли… — выдохнул
Софрон, опуская дымящееся ружье. Руки его заметно дрожали от
пережитого.
— Лошадок жалко… Одну убили, две
уплыли… — с горечью проговорил Захар.
— Живы остались — и то хлеб, —
буркнул я, перезаряжая на всякий случай ружье. — Серебро цело?
— Цело, Курила, цело! Все как в
аптеке у Розенблюма! — отозвался Изя из-за мешков, вновь обретая
дар речи. — Таки целее не бывает!
Вскоре наши плоты тяжело ткнулись в
противоположный берег.
Здесь нас уже ждали несколько
невысоких, молчаливых фигур в темно-синих ватных халатах и
остроконечных соломенных шляпах — люди Лу Синя, как коротко пояснил
Чиж. По-русски они, кажется, не понимали ни слова. Они должны были
повести нас дальше до города Гайнджура. Чиж и Хан остались с нами.
Щербак же, крепко стиснув мою ладонь своей мозолистой пятерней,
полез обратно на плот.
— Ну, бывайте, бродяги! Может,
свидимся еще. Мир тесен, особенно здесь!
— Спасибо за помощь, Щербак, —
кивнул я. — Не забудем.
Оставшихся лошадей пришлось оставить
— по заверению Чижа, взамен нам должны были выделить иной
транспорт. Один из китайцев молча указал нам рукой направление — в
глубь темной, незнакомой земли. Свои пожитки пришлось пока взвалить
на плечи.
Мы двинулись вперед по узкой и
скалистой тропе между холмами, оставляя позади реку Аргунь, казачий
кордон, Россию. Впереди лежала чужая земля, непонятная, полная
неизвестности, но дающая хрупкую надежду.
Примерно через час ходу мы вышли к
месту стоянки каравана.
Зрелище было, прямо скажем, впечатляющим и совершенно не похожим
на то, что мы привыкли видеть в Забайкалье. Несколько десятков
огромных, флегматичных двугорбых верблюдов, навьюченных тюками и
переметными сумами, стояли или лежали на утоптанной земле, лениво
пережевывая жвачку. Между ними суетились погонщики — смуглые,
скуластые монголы в потертых стеганых халатах и меховых шапках с
лисьими хвостами. Их резкая, гортанная речь смешивалась с низким
ревом верблюдов и фырканьем низкорослых, коренастых монгольских
лошадок.