Ночь сомкнулась над Забайкальем
плотным чернильным бархатом. Редкие звезды холодно мерцали в
бездонной вышине, а ущербный месяц, словно стыдливая девица, то и
дело прятался за наплывающие облака. Путь был один — за реку, в
Китай. Отступать некуда.
— Пришли, — глухо буркнул Щербак, и
караван из десятков людей остановился у самой кромки в густых
камышах и переплетенном ивняке.
Перед нами черной, маслянисто
поблескивающей лентой извивалась Аргунь. Тихий плеск воды о берег
едва нарушал ночную тишину. Тот берег тонул во мраке, казался
бесконечно далеким и чужим.
Щербак достал из-за пазухи небольшой
фонарь с жестяной заслонкой. Приоткрыв ее на мгновение, он трижды
моргнул тусклым желтоватым светом в сторону реки. Мы замерли,
затаив дыхание, вслушиваясь в ночь. Минута тянулась за минутой.
Тишина.
— Може, не ждут? Передумали? —
нервно прошептал Изя, плотнее кутаясь в свою дырявую армячину. —
Ой-вэй, холод собачий, я таки замерз, как цуцик на
морозе…
— Цыц! — зло шикнул на него Софрон,
не оборачиваясь.
И тут из речной темноты, словно
ответный вздох, донесся такой же тройной световой сигнал, только
огонек был зеленоватым.
— Порядок, — удовлетворенно хмыкнул
Щербак, пряча фонарь. — Ждут. Сейчас подойдут.
Вскоре из мрака бесшумно выплыли
пять приземистых, грубо сколоченных плота. На каждом стояло по двое
угрюмых мужиков с длинными шестами в руках. Их лица едва
угадывались в темноте, но вид у всех был суровый и нелюдимый, самый
что ни на есть разбойничий.
— Наши люди, — пояснил Чиж шепотом,
чтобы слышали только мы. — Плотогоны. Днем лес по Аргуни сплавляют,
а ночами, знамо дело, подрабатывают… оказии разные через реку
тягают. Надежные ребята, Лу Синя знают, не первый год с ними
ходим.
Началась торопливая, но предельно
тихая погрузка. Наших лошадок пришлось заводить на качающиеся плоты
чуть ли не силой, они храпели, упирались, прядая ушами, чуя
холодную воду и ненадежную опору под копытами.
Тит и Сафар, кряхтя от натуги,
перетаскивали тяжелые, неудобные мешки с нашим серебром.
Мы с Захаром и Софроном помогали
грузить тюки контрабандистов: чай, какие-то рулоны ткани, пушнину —
все то, что вез Лу Синь. Левицкий, бледный, но собранный, стоял
чуть в стороне, крепко сжимая в руках одно из наших ружей — мы
предусмотрительно держали их наготове. Изя Шнеерсон суетился под
ногами, спотыкался, что-то бормотал себе под нос, но тоже пытался
таскать какие-то мешки полегче.