— Знаете, — сказала она в антракте, когда мы прогуливались по
мраморному фойе, — раньше я видела в вас только полезного союзника.
Сильного мага, влиятельного Законника, человека, который может
защитить мои исследования.
— А теперь? — я поднял бровь в ожидании ответа, который жаждал и
одновременно боялся услышать.
— Теперь я вижу Максима, — она внимательно посмотрела мне в
глаза. — Человека с блестящим умом, сложным характером и… чем-то
таким, что заставляет хотеть узнать его лучше.
Эти слова, произнесённые спокойно и искренне, заставили меня
по-новому взглянуть на наши отношения. Были ли мы просто союзниками
по необходимости? Или между нами возникло нечто большее, что мы оба
не решались признать?
С того вечера наши встречи стали регулярными. Мы ужинали в
уединённых ресторанах, гуляли по набережным Невы, посещали
художественные выставки. Иногда просто сидели в её лаборатории или
моём кабинете, разговаривая до поздней ночи.
Однажды, после особенно долгого разговора, затянувшегося почти
до рассвета, Варвара вдруг спросила:
— Чего ты боишься, Максим?
Я уже привык к её прямолинейности, но этот вопрос застал меня
врасплох.
— С чего ты взяла, что я чего-то боюсь?
— Все чего-то боятся, — она пожала плечами. — Даже самые сильные
маги. Даже Законники.
Я задумался. О своих страхах я редко говорил даже с самим
собой.
— Я боюсь не успеть защитить того, кто на меня рассчитывает, —
наконец ответил я. — Боюсь, что однажды моих сил и способностей
окажется недостаточно.
— То, что важно, или тех, кто важен? — уточнила она.
— И то, и другое, — я встретил её взгляд. — А ты? Чего боишься
ты?
Варвара помолчала, словно взвешивая, стоит ли открываться.
— Я боюсь потерять свободу, — наконец произнесла она. — Не
физическую — свободу мысли, свободу творчества. Знаешь, когда мои
исследования стали привлекать внимание важных людей, я поняла,
насколько это опасно — быть ценным для могущественных. Они видят в
тебе не человека, а инструмент.
— Я никогда не буду относиться к тебе как к инструменту.
— Знаю, — она улыбнулась. — Именно поэтому мы сейчас здесь.
С того времени всякий раз, когда я думал о защите империи или
борьбе с «Обществом», в моих мыслях неизменно присутствовал образ
Варвары. Я понимал, что теперь защищаю не абстрактное государство,
а конкретного человека, который стал мне неожиданно дорог. И это
чувство дало мне новую силу и решимость.