***
После представления князь Голицын устроил фуршет. Лакеи на
подносах стали разносить шампанское и всякие вкусняшки. Дамы
защебетали, гости принялись говорить о политике. Меня эльвийка
Эннариэль под руку ухватила и потащила за государем — этикет
соблюдать. Хотел руку вынуть — не пускает. Хватка у
красавицы-эльвийки железная. Ну не драться же с ней… Пришлось
мотаться с эльвийкой по залу, как привязанному.
Сделал с ней несколько кругов, спросил её:
— Часто у вас в государей стреляют?
Глянула она на меня недобрым глазом, не ответила. Снова
спрашиваю:
— Как так вышло, уважаемая Эннариэль, что у вас убийца государев
на месте преступления скончался? По недосмотру или от чрезмерного
усердия?
Ох, она и разозлилась! Губы поджала, глаза сверкают, того гляди
— укусит. А я ей:
— Почему второго убийцу никто не ловит? Я вам приметы сообщил, а
вы не чешетесь…
— Ты меня учить вздумал, бастард? — отрезала, надменно так.
— У меня имя есть, — говорю.
А чего она, в самом дела, обзывается. Я же знаю, бастард —
значит ублюдок. Обидное слово.
Наклонилась она ко мне, шипит:
— Нет у тебя имени, полукровка.
— Дмитрий моё имя.
— Это имя для людей. Скажи, как назвала тебя твоя мать. А потом
уже говори, как мне работать!
Ну, здесь она меня подколола, чего уж там. Отвечаю:
— Меня зовут сын моей матери. А ты ей в подмётки не
годишься.
Тут она меня с локотка своего стряхнула, прошипела что-то по
эльфийски и поплыла прочь, как корабль под всеми парусами.
А я рванул инженера Краевского искать. Ведь прежде чем с
Джеймсом Лоу беседы вести, надо компромата собрать побольше.
Краевский грозился доказать, что вина в крушении поезда — не наша.
Что не наши работники с инженерами виноваты, и что диверсия это
была. Нечисто здесь что-то, а что именно — пока не понять. Вот я и
прижму англичанина. Раскручу как следует, он мне всё, что знает,
расскажет. А там посмотрим, кто виноват и что делать.
Но не вышло — только от эльфийки избавился, меня тут же поймала
княгиня Голицына. Притащила с собой какую-то престарелую тётеньку,
и прилипли они ко мне, как пластырь. Давай пытать — да кто я таков,
да откуда взялся, кто моя матушка и много ли у меня душ. В смысле —
крепостных. Про души тётка спросила. Видать, в маразме бабулька,
крепостных-то уже нету, отменили.
— Я сирота, — говорю, — матушка меня оставила на воспитание
чужим людям. Весь мой капитал в голове.