Я плечами пожал, отвечаю:
— Не знаю, не знаток.
— Так стихи не для того, чтобы знать, — встряла одна из девиц.
Видно, поэтесса здешняя. — они для того, чтобы терзать сердце!
— Вот именно, — пищит другая, — поэзия для впечатлительных
душ!
А поэт встал в третью позицию, надулся:
— Вы, должно быть, чувств не имеете.
— Пока что терзают только мои уши, — говорю. — Вот и все
чувства.
Ну а чего они? Гонят какую-то муть, а я чёрствый. Сами
такие.
— Да ты сам попробуй! — крикнул поэт. — Много вас таких, как
моськи, лаете!
Елизавета Алексеевна мне на ушко шепнула:
— Не тушуйтесь, Дмитрий. Порвите их! Я за вас болеть буду.
И улыбнулась как русалка.
У меня аж внутри всё в узел скрутило, так близко она ко мне
наклонилась.
Полез я на тумбу. Все на меня уставились. Блин, что сказать-то?
Я же за всю жизнь два стишочка написал, и то в третьем классе. А,
ладно!
— Вашу мысль,
мечтающую на размягченном мозгу,
как выжиревший лакей на засаленной кушетке,
буду дразнить об окровавленный сердца лоскут:
досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.
Все затихли, удивились. Слушают. Я дальше жгу. Это ведь не
плагиат — поэт даже ещё не родился.
— … Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
У него пожар сердца.
Скажите сестрам, Люде и Оле, —
ему уже некуда деться.
Каждое слово,
даже шутка,
которые изрыгает обгорающим ртом он,
выбрасывается, как голая проститутка
из горящего публичного дома…
Одна из девиц всхлипнула. Другая стала сморкаться в платок.
— …Я раньше думал —
книги делаются так:
пришел поэт,
легко разжал уста,
и сразу запел вдохновенный простак —
пожалуйста!
А оказывается —
прежде чем начнет петься,
долго ходят, размозолев от брожения,
и тихо барахтается в тине сердца
глупая вобла воображения.
Пока выкипячивают, рифмами пиликая,
из любвей и соловьев какое-то варево,
улица корчится безъязыкая —
ей нечем кричать и разговаривать… © В. В. Маяковский, Облако в
штанах
Я закончил — тишина. Потом кто-то хлопнул в ладоши — великая
княгиня. И все как начали орать и хлопать. Ногами стучат, кричат,
аж уши заложило.
Девицы ко мне бросились, стали руки пожимать. Приглашать в свой
кружок.
Поэт, который свои стихи орал, лицо скривил, говорит:
— Чушь какая-то. Бред. Так любой сможет.
— Ну так смоги, — отвечаю. — Творческих успехов!
Поэт аж перекосился весь. Девицы, что рядом с ним стояли, стали
его по плечам да по спине гладить, утешать, как маленького.