Хэйвуд с Джеммой, одинаково пораженные, переглянулись.
Мужчина сказал:
– Фергюс всегда говорил, что зеркало это волшебное, но сам толком не знал, что имеет в виду... И вот... Боже правый!
То же самое испытывала и Джемма: пораженная, она просто глядела в темную рябь зачарованными глазами. И вдруг протянула ладонь, полагая коснуться всего, что угодно, но только... не пустоты... Так как палец, не найдя сопротивления, мягко скользнул через рябь и оказался с другой стороны, в том заброшенном доме в отражении зеркала.
Она еще любовалась удивительным этим зрелищем, когда в спальню, сорвав запор и отодвинув сундук, ворвались первые из даннингтонцев. И уже в следующее мгновение дверь в гардеробную огласилась ударами... Хлипкий запор этой комнаты их не удержит.
– Ведьма, тебе не уйти от божьего наказания! Только огонь очистит твою душу от скверны.
– Выходи! Тебе все равно не спастись от длани господней.
Хэйвуд щелкнул затворами кремневых пистолетов, приготовившись обороняться, но Джемма знала, что два быстрых выстрела не спасут положение: ее схватят. И убьют!
Была ни была... Она подалась вперед и шагнула в ожившее отражение.
– Джемма... Госпожа Фаррел! – услышала за спиной и, распахнув зажмуренные глаза, вдохнула всей грудью. В тот краткий миг перехода она задержала дыхание – и теперь будто снова училась дышать.
Воздух был спертый, отдававший застоявшейся сыростью, но ничем не отличный от привычного ей английского.
– Что это за место?
Девушка обернулась: Хэйвуд стоял за спиной, оглядываясь по сторонам. Поверхность зеркала, будто залитая чернилами, лишь смутно отражала гардеробную в Лодже... Глядя через него, Хэйвуд с Джеммой увидели, как в нее ворвались разъяренные люди, как замерли, пораженные тем, что никого в ней не видят, а один, бородач с топором, подошел совсем близко и, лапая диковинное стекло, ткнулся в него чуть ли не носом. Джемму с Хэйвудом он как будто не видел...
А потом и эта картинка исчезла, отражая на зеркальной поверхности только их самих и окружающий мир.
– Пресвятая Дева Мария, неужели это то самое волшебство, о котором говорил Фергюс? – после минуты оглушительного молчания снова произнес Хэйвуд. И коснулся поверхности зеркала...
Именно зеркала, ведь поверхность, снова став твердой, как зеркалу и положено, уже не казалась расплавленной ртутною амальгамой, сквозь которую они и прошли, спасаясь от разъяренных людей.