— Что хотел? — я отвёл жеребца на пару шагов влево, открывая для
лучников из крепости Супилулиума, хотя на такой дистанции он в
безопасности.
— Я дарю вам Кулиш со всеми его рынками и людьми, — Супилулиум с
места взял в карьер. — Прямо сейчас вы возвращаетесь в мой лагерь и
можете отправляться в свой город, он ваш. Никто не посмеет больше
тронуть твою женщину и тебя, слово царя.
Хетт замолк, ожидая ответа. Предложение было чертовски
соблазнительным, я уже понимал, что империя хурритов обречена. Им
просто не справиться с многочисленными врагами при таком
несерьёзном отношении к вопросам безопасности и управления
государством. Да и для меня, по сути, какая разница — что хетты,
что хурриты или эсоры — это народы, которые процветали за три
тысячи лет до моего рождения. Но было одно, но и оно перечёркивало
всё остальное.
Супилулиум заметил на моём лице борьбу и решил ускорить
принятие, верного, на его взгляд, решения.
— Ты не родился хурритом, говорят твой народ очень далеко в той
стороне, — хетт махнул на север.
— Не родился, — подтвердил слова царя, — но знаешь, в чём ты
ошибся?
— В чём? — На лице Супилулиума проступил неподдельный
интерес.
— Хурре это состояние души, а не народ, и неважно кем ты
родился. Я не принимаю твоего предложения, Ада, мы
возвращаемся.
Я тронул поводья, но голос хеттского царя остановил меня:
— Тогда я предлагаю тебе поединок, и пусть победитель получит
всё.
Мне показалось, что я ослышался. Супилулиум расценил моё
замешательство иначе:
— Ты боишься, хурре? — В его голосе звучала нескрываемая
издёвка.
— Ты предлагаешь мне поединок? И если я выиграю — твои воины
уйдут?
— Да, — подтвердил хетт, не скрывая усмешки на губах.
— Я согласен, когда хочешь биться?
— Сегодня, когда солнце будет над головой, — Супилулиум тронул
поводья, разворачивая колесницу. Даже когда хетты отдалились на
порядочное расстояние, я продолжал сидеть в седле, силясь понять, в
чём же подвох. То, что хеттский правитель не сможет противостоять
мне в поединке, даже не обсуждалось. Грузный, неповоротливый и
близкий к закату своих возможностей Супилулиум не продержится и
десяти секунд. Но чем объяснялась его самонадеянность, его усмешка
при моём согласии на бой.
— Ничего не понимаю, — пробормотал вслух, трогаясь с места.
Обескураженная Ада молчала, следуя за мной в крепость. Только Шулим
бурно выражал свою радость по поводу предстоящего поединка,
нисколько не сомневаясь в его исходе.