Люди вопили, размахивая руками,
некоторые даже обнимались. Но глаза привычно ловили тех, кто от
общего настроения отличался — прятал лица, скрывался за спинами.
Всеслав, кажется, узнавал некоторых из них, и это не добавляло ему
радости. Зато толпа полыхала ею, как лесной пал, что сметает всё на
своём пути. Толпы — дело такое. Помню, в Кабуле на рынке, возле
одного из дуканов** рвануло. Один из недавно прилетевших из Союза
советников, молодой совсем парень, забыл инструктаж и наклонился
поднять с земли почти полную пачку импортных сигарет. Поднял
контузию и вторую группу инвалидности, потеряв правую руку и глаз.
А толпа, рванувшаяся к выходу из переулка, затоптала двоих насмерть
и ещё одного изуродовала. Жену, с которой мы тогда вместе
накладывали жгут и перевязывали контуженного курильщика, это сильно
впечатлило. Даже дома, в Союзе, она запрещала детям поднимать с
земли чужие вещи.
По мелькавшим образам и картинкам в
памяти князя я понял, что он про толпы тоже много чего знал и
видел. И чувствовал необходимость если не унять, то хотя бы
направить энергию. Один из тех, кто прятался за спинами радостных
горожан, был «опознан» им как византийский подсыл. До сегодняшнего
дня виденный в отряде Изяслава, что конвоировал нас из-под Орши в
этот погреб. Тогда он тоже прятал морду в глубоком капюшоне,
который Всеслав именовал странным словом «куколь». Но острое зрение
и внимание к деталям всегда считались важными, княжескими
качествами. А кроме того, удивив меня несказанно, он различал
запахи гораздо лучше меня. Как в орущей массе потных и громких
можно было заметить и учуять одного незаметного, еле уловимо
пахнущего ладаном, я не понял, но восхитился.
— Рысь! Подними меня! - голос
Всеслава накрыл подворье, будто стеной проливного дождя, разом.
Ближние ряды остолбенели, будто в стену уткнувшись, задние и то
чуть притихли.
Гнат махнул рукой, и к нему
подлетели трое поджарых мужиков, на ходу не глядя убирая мечи в
ножны на богатых воинских поясах. Я бы точно себе отхватил в лучшем
случае руку, вот так размахивая заточенной железякой. Князь же
признал в подбежавших сотников, Алеся, Янко и Ждана. Они тянули за
собой две каких-то чуть ли не трёхметровых оглобли. Мужики
опустились на одно колено, вскинув палки на плечи. Гнат положил на
деревяшки сверху невесть откуда взявшийся щит, ярко-красный, с
полыхавшим посередине золотым Солнцем. Сердце застучало чаще — щит
был Всеславов, и то, что дружина носила его с собой, значило
многое.