«Понятно,» – сказала она так же тихо. А потом, повернувшись к
толпе и снова подняв мегафон, который уже едва шипел, произнесла
твердо: «Слушайте все! Ремонт не дал результатов. Преобразователь
восстановлению нашими силами не подлежит. Но это не значит, что мы
сдаемся. Это значит, что мы должны искать другие пути!»
Ее голос, хоть и искаженный умирающим мегафоном, прозвучал над
притихшей «Маяковской» как выстрел, объявляющий начало новой, еще
более отчаянной битвы за выживание. И Седой знал, что в этой битве
ему снова отведена одна из главных ролей.
Глава 3: Последний Довод Старейшин
Спустя час после того, как Ирина Петровна объявила о полной и
окончательной гибели геотермального преобразователя, в ее
«кабинете» – бывшей дежурной по станции, отгороженной от общей
платформы листами ржавого железа и старыми одеялами, – собрался
экстренный совет «Маяковской». Слово «совет» звучало, конечно,
слишком громко для этого сборища измученных, одетых в обноски
людей, но именно эти пятеро сейчас держали на своих плечах судьбу
трех сотен душ.
Сама Ирина Петровна сидела во главе единственного уцелевшего
стола, найденного когда-то в заброшенном административном корпусе
метрополитена. Ее лицо, обычно суровое, но энергичное, сейчас
казалось серым от усталости и плохо скрываемой тревоги. Рядом с
ней, осунувшийся и почерневший, примостился на шатком ящике из-под
патронов Игнат Матвеич, главный (и единственный) инженер станции.
Напротив, у стены, на таком же ящике, сидел Седой, его АКМС
привычно лежал на коленях. Рядом с ним – тетя Поля, пожилая
женщина, бывший фельдшер, отвечавшая за скудный медицинский пункт и
распределение еще более скудных лекарств, и молчаливый, крепко
сбитый мужчина лет сорока пяти, Степан «Борода», руководивший
грибными фермами и вылазками за провизией на поверхность.
Единственная свеча, оплывшая и чадящая, скупо освещала это
сборище. Ее неровный свет выхватывал из полумрака усталые лица,
морщины, въевшуюся в кожу грязь. Воздух был тяжелым от запаха пота,
немытых тел и дешевого табака – Борода нервно курил самокрутку из
махорки, выращенной им же на одной из дальних «плантаций».
«Итак, товарищи… старейшины, – голос Ирины Петровны был ровным,
но Седой уловил в нем едва заметную дрожь. – Положение вы знаете.
Преобразователь мертв. Аккумуляторы общего освещения сядут через…»
она взглянула на старые часы-ходики, висевшие на стене, «…четыре,
от силы пять часов. После этого – только личные фонари и свечи.
Воды в резервуарах – на два дня строгой экономии. Вентиляция
практически встала. Мы задыхаемся. Какие будут предложения?»