— Огонь, Станислав… не ищет лёгких путей. Он идёт туда, где есть
кислород. Где можно вспыхнуть. Где есть жертва. — Азар помолчал
несколько секунд, а после продолжил. — Огонь... Он выжидает. Он
вкрадчив. Он живёт в тишине. Он копит тепло, пока не превратится в
пламя. А пламя не выбирает. Оно… берёт.
Азар провёл пальцем по воздуху, будто рисовал невидимые
символы.
— Я не толкал тебя. Я просто... присутствовал. Где надо. Когда
надо. Ты сам поджёг фитиль, Стас. Я лишь следил, чтобы огонь не
угас. Это и есть искусство. Это и есть воля.
Он подошёл ближе, почти касаясь пылающим взглядом моей кожи.
— Ты будешь факелом. Благодаря тебе этот ритуал состоится. Пламя
поднимется.
— Ага, — прошипел я. — А ты… воспользовался ситуацией.
Он усмехнулся:
— Я сделал то, что делают все великие. Я направил руку судьбы.
Остальное — детали. Но не переживай. Ты войдёшь в легенды. Местные,
городские сказки. Правда, не услышишь их, потому что не
доживёшь.
Я смотрел, как он завершает раскладывать вокруг Кати ритуальные
принадлежности. Внутри всё клокотало.
А я стоял, сжимая израненную ладонь и глядя на серый, мёртвый
знак под ногами.
— Ладно, — сказал я тихо. — Посмотрим, кто тут кого в легенды
впишет.
Азар поднял голову, вновь улыбаясь — теперь уже какой-то
нечеловеческой усмешкой. А я нагнулся к знаку и провёл пальцем по
его краю, чувствуя, как внутри меня что-то меняется.
Свет в зале меркнул, а воздух вокруг стал гуще, темнее,
насыщеннее тенями. Азар вытянул руки к потолку, его пальцы начали
искриться огнём, будто под ногтями у него пульсировало пламя. Затем
он опустил руки, щёлкнул пальцами — и один за другим вокруг
каменной плиты вспыхнули мерцающие огоньки. Они плавали в воздухе
над алтарём, пламя у них было неровным, почему-то сине-красным.
— Эй, смертный, — произнёс Азар, не глядя на меня, — держи ухо
востро и смотри внимательно, как у вас говорят. Сейчас ты увидишь,
как будут переплавляться судьбы. Когда я закончу, твой мир уже не
будет прежним.
Он подмигнул мне и начал извлекать из себя звуки. Назвать это
пением просто язык не поворачивался. Мелодия была из тех, что не
котируются в хит-парадах. Заунывная, с каким-то изломанным ритмом,
словно древний колокол надломился, но всё ещё пытался звучать.
Слова были не понятны, но каждый слог отзывался вибрацией где-то
под кожей, как будто эта песня цеплялась в глубине за сами нервы.
Азар, не переставая петь, начал двигаться: пританцовывая, описывал
круги вокруг алтаря. Его тень на стенах распухала, вытягивалась,
пульсировала в такт его шагам.