— Это было правильно, — серьезно
сказал Тай-йин, — Я имею в виду… Многие из нас поступили бы так же,
верно? В этом нет ничего предосудительного, шеф.
— Конечно, — Маан поднял на него
взгляд, — Но только история еще не закончилась. Дело в том, что
когда я выстрелил… Когда она, наконец, замерла… В общем, запах,
этот смрад Гнили, никуда не делся.
Молчание, повисшее над столом, было
гуще табачного дыма.
— Вы хотите сказать… О, черт, —
Тай-йин недоверчиво уставился на него.
— Я не сразу понял. А потом открыл
тот проклятый шкаф. Он был совсем небольшим, ребенку не спрятаться.
Но внутри я нашел того, кого и предполагал.
— Гнильца, — выдохнул Хольд.
— Да. Он никуда не сбегал, а может, и
сбежал, но потом все равно вернулся. К ней. И жил там несколько
месяцев. Он сильно изменился, конечно. Почти все атрофировалось и
было отторгнуто, кроме самой головы. Огрызок плоти, беспомощный и
уродливый. Она все это время прятала его там и кормила. Он был
Гнильцом на третьей стадии, а она была человеком — до тех пор, пока
я не подарил ей свое «милосердие». Анализы потом подтвердили. Она
не была больна. По крайней мере, не была больна Гнилью.
История была закончена, но Маан не
ощутил облегчения, которого ожидал. Наоборот, в комнате словно
стало еще более душно, а табачный дым сделался до отвращения едким
и вязким.
Захотелось холодного уличного
воздуха, стылого, сырого и пропахшего дезинфектантом. Маан слабо
улыбнулся, мимоходом подумав, что его улыбка должна выглядеть не
лучшим образом.
— Вот такая история, ребята. Я
предупреждал, что она не очень смешная.
Кто-то засмеялся, но сухим,
ненастоящим голосом. Геалах уставился на пепельницу, в которой
тушил сигарету, и выглядел задумчивым. Хольд рассматривал свой
бокал, как будто ища что-то, чего там определенно не было.
Один лишь Месчината сохранил
привычное выражение лица, может, потому что вообще не умел
проявлять эмоций.
— Спасибо… Маан.
В обществе сослуживцев Геалах никогда
не называл Маана по личному имени, так же, как и он не называл его
Гэйном.
— Выпьем за то, чтобы эта история не
повторилась, — смешливый Тай-йин поднял свою порцию джина на
уровень глаз. Видимо, даже он был впечатлен.
Звон сдвигаемых бокалов прозвучал
нестройно, вразнобой. Получился не чистый, высокий звон стекла, а
негармоничный лязг.