Игнат аж попятился, но мой взгляд держал его крепче любых
оков.
— Сено, небось, в Тулу на ярмарку сплавил, а овёс в погреб свой
утащил, так ведь? — продолжал я, не давая ему опомниться. — Да ещё
и уверен, что подать барину не доплатил, говоря, что деревня
бедная, а разницу в карман?
Староста попытался что-то промямлить, но я не дал ему слова
сказать:
— И не думай врать! Я ж, Игнат Силыч, пойду к тебе домой и
посмотрю, и всё найду — и овёс, и сено, и все твои нычки, которые
ты припрятал. Мне ж не зазорно будет твой амбар перевернуть вверх
дном!
При этих словах Игнат сдулся, как проколотый мяч, плечи его
опустились, а вся спесь куда-то испарилась. Забормотал еле
слышно:
— Барин… ну, было малость. Да, на ярмарке сено продавал чуток,
но на гвозди для деревни! А овёс… ну, корова моя хворала зимой,
пришлось подкормить. А подать всю выплатил, клянусь Богом!
— Клянёшься? — Я расхохотался, хлопнув себя по колену. — Игнат,
ты в карты с князем так бы лучше блефовал! Может, и не сослали бы
тебя в эту глушь после каторги!
При упоминании о прошлом лицо старосты побелело, как полотно.
Губы его задрожали, и он инстинктивно потянулся к кнуту.
— Гвозди, говоришь? — продолжал я безжалостно, не обращая
внимание на его движение. — Да где они, те гвозди? Кого ни спрошу —
ни одного не видели! Вон дом делаем — всё из запасов моей бабки
ещё, да на клиньях деревянных распорки делаем. А корова твоя, поди,
теперь овёс с сеном на том свете жрёт — в том самом болоте, где
сгинула в прошлом году!
Игнат всё больше съёживался, не находя чем ответить.
— А ну, давай колись — сколько в карман положил? — рявкнул я,
поднимаясь со скамьи.
Под этими словами он сжался ещё больше, аж борода затряслась
мелкой дрожью. Я же прикинул, что овса, поди, половина лежит в его
амбаре под замком. Сено — да вон, сам признался — на ярмарке
продал, выручку себе оставил. А оброк, что он с мужиков драл, как с
купчишек каких-то, тоже к себе в чулан спрятал.
Типичный крысёныш, только в кафтане да с кнутом за поясом!
Сколько таких я видел в жизни — мелких воришек, что прикрываются
властью и обирают простой люд. В городе они в чиновничьих мундирах
ходят, а здесь — вон старосты.
— Значит, так, Игнат, — сказал я, окидывая его взглядом с ног до
головы. — Даю тебе пару дней. Нет, даже полтора. На сборы. А
послезавтра поутру чтобы я тебя тут не видел.