Солнце уже почти почти зашло, окрасив закат в багряный цвет,
словно кровь на снегу. Я подумал: ох и длинный же день сегодня
выдался! Присел под яблоней, где ещё в обед Игнату разнос устроил,
и прикинул обстановку. Эта деревня в плане стартапа — полное
банкротство. Игнат воровал направо и налево, крестьяне еле-еле
тянут лямку, урожаи скудные, хозяйство запущенное, а я — лишь барин
с идеями из двадцать первого века, которые тут могут и не сработать
вовсе.
Но ничего, завтра с Петром начнём что-то по мельнице решать. Дай
Бог, получится наладить дело так, чтобы и мука была качественная, и
доход приносила. А потом и торговлю с Фомой постараемся поставить
на ноги — он мужик смышлёный, в людях разбирается. А Прасковью с
Аксиньей тоже куда-то пристроим, найду им занятие по силам.
Прасковья хозяйка опытная — может, кухней в доме заведовать будет,
а Аксинья девка растет ладная, рукодельница, судя по словам матери.
А Игнат — да пусть катится к чёрту, куда хочет! Лишь бы подальше от
Уваровки.
Тут вдруг появилась Машка, неслышно подошла, будто тень, неся
крынку кваса. Поймала мой взгляд и улыбнулась — опять эти ямочки,
от которых у меня аж в голове всё переворачивается! Такая же точно
улыбка была у той, другой Машки, из двадцать первого века. Даже
морщинка у глаза точно такая же появляется, когда смеётся.
— Квасу принесла, — тихо сказала она, ставя крынку рядом. — День
тяжёлый был, пить небось хочется.
Я уже и улыбку не прячу в ответ — да и зачем? И так все видят,
что творится со мной при виде этой девушки. Она присела рядом на
лавку, поправляя сарафан, и я почувствовал тот же самый запах
чего-то неуловимо женского.
— Машенька, — начал было я, но она перебила:
— А правда ли, что Прасковью с Аксиньей к себе взяли? Народ
говорит уж…
— Правда. А что такого? Куда им деваться-то? Вот только не к
себе, а вон пока в танхаус определил, а там видно будет.
— Да ничего такого, — она склонила голову набок, точь-в-точь как
та Машка, когда о чём-то думала. — Просто добрый вы. Не всякий
барин так бы поступил.
Мы посидели в молчании, слушая, как где-то в траве стрекочут
кузнечики, а из деревни доносятся последние звуки дня — лай собак,
мычание коров, детский плач. Машка встала, взяла пустую крынку.
— Спокойной ночи, — сказала она и пошла прочь, оглянувшись на
прощание.