1807? Что за чертовщина? Розыгрыш? Сон? Галлюцинация после удара
головой? Ещё вчера я, Алексей Романов, был менеджером среднего
звена в крупной IT-компании, послал начальство к чёрту и поехал
домой в метро…
Но ощущения были болезненно реальными — запах дерева и свечного
воска, жесткое бельё, щекочущее кожу, солнечный свет, пробивающийся
сквозь окно с частым переплётом, рисующим на полу геометрические
узоры.
— Агафья, — осторожно начал я, словно ступая по тонкому льду, —
а я… кто?
— Ну вы и впрямь умом тронулись, — женщина покачала головой с
искренним беспокойством. — Вы — Егор Андреевич Воронцов, сын
боярина Андрея Степановича и Марии Фёдоровны. Двадцати лет от роду,
не женаты, хотя давно пора бы.
Она протянула мне одежду, как беспомощному ребёнку:
— Одевайтесь скорее, не то батюшка ещё пуще разгневается. И так
беда — по дому слух ходит, будто вас нынче из семьи выгонят за
вчерашнее буйство. Помилуй нас всех Господи!
Меня словно окатили ледяной водой из колодца. Всё это слишком
реально для сна и слишком абсурдно для розыгрыша. Каким-то
непостижимым образом я оказался в чужом теле, в чужом времени, в
чужой жизни. И, судя по всему, в крайне невесёлом положении.
— Мне нужно одеться? — я беспомощно посмотрел на разложенную
одежду, как на инопланетный артефакт. — Как… как это
надевается?
Агафья округлила глаза до размера чайных блюдец:
— Да вы точно не в себе! Ну-ка, давайте помогу, как в детстве,
когда вы ещё от горшка два вершка были.
Следующие десять минут превратились в сюрреалистичный балаган.
Агафья, причитая и крестясь, помогала взрослому мужчине надеть
рубаху, застегнуть штаны и облачиться в кафтан. Я чувствовал себя
беспомощным идиотом, но выбора не было — я действительно понятия не
имел, как совладать с этими загадочными застёжками и завязками,
словно созданными, чтобы испытывать человеческое терпение.
Наконец, одевшись и, кое-как пригладив волосы (которые оказались
гораздо длиннее, чем я привык носить), я последовал за Агафьей, как
потерявшийся ребёнок за матерью.
— Нянюшка, — прошептал я, пока мы шли по длинному коридору с
портретами хмурых предков на стенах, — а что вчера случилось? За
что меня хотят выгнать?
Агафья огляделась по сторонам, словно заговорщица, и зашептала
ещё тише, едва шевеля губами:
— Ох, грехи наши тяжкие… Вы ж вчера опять в трактире пировали, в
карты проигрались вчистую — говорят, чуть не тыщу рублей спустили!
А потом квартального надзирателя поколотили, когда тот вас
усовестить пытался. Насилу откупились, чтоб под арест не взяли.
Батюшка вне себя от гнева!