— Здорово! — кивнул я, — только не забудь вывеску повесить,
купец.
Он громко засмеялся — да так заразительно, от души, что у всех,
кто слышал наш разговор, тоже появились улыбки на лицах.
А Машка, зараза такая, мелькнувшая во дворе с корзиной белья в
руках, задорно мне так подмигнула. Я быстро отвернулся, пряча
улыбку, но сердце предательски ёкнуло. Чёрт побери, что она со мной
делает одним только взглядом! И ведь понимает, какое действие
производит, потому и подмигивает так нагло, так уверенно.
«Ой, Уваровка, твою-то мать, — думал я, наблюдая, как Машка,
скрывается за поворотом. — Ты меня в оборот берёшь, да корни мои
тут пускаешь. И Машка ещё, чёрт… Надо что-то с этим решать, вся
душа же наизнанку выворачивается».
Пока я болтал с Фомой, который суетился, раскладывая какие-то
свои пожитки по мебели, которая осталась от прежних хозяев этого
дома. Руки у купца так и порхали — то коробочку поставит, то
мешочек пристроит, то узелок развязывает с видом человека,
обустраивающего новое жилище навечно.
Пётр же, как призрак, испарился — видать, к Илье ушёл или,
может, опять в Липовку потащился. А Фома, потирая руки и что-то
постоянно себе бормоча под нос, носился по комнате.
— Вот, Егор Андреевич, обживёмся, торговлю наладим! — восклицал
он, глаза так и светились предпринимательским азартом. — Я уже даже
знаю как! Тут такие возможности открываются!
Я кивнул, пряча улыбку. Купец, он и в Уваровке, купец — небось
уже думает, как здесь ярмарку какую-то организовать, лавочку
открыть или ещё что-нибудь этакое. Похлопал его по плечу, пожелал
удачи и подумал себе, что пора в дела вникать посерьёзнее. А то
сколько я уже — четвёртый день как барин, а деревня для меня как
чёрная дыра. Что в ней творится, кто чем дышит, сколько душ,
сколько дворов — один Игнат Силыч только знает.
— Игнат Силыч! — гаркнул я, оглядывая двор и увидев его силуэт у
забора.
Поманил к себе рукой:
— Пойди-ка сюда, голубчик!
Староста аж встрепенулся. Подскочил ко мне прямо трусцой, будто
его за уши тянули. А в глазах — смесь какой-то наглости и, как мне
показалось, нехорошего страха. Ну держись, бывший боярин.
— Через полчаса, — начал я, глядя ему прямо в глаза и стараясь
говорить ровно, но веско, — жду тебя у себя под яблоней с отчётами.
Дебет, кредит, вся фигня. Сколько деревня выращивает, сколько
податей барину платит. С кого сколько берёшь, что утаил — чтоб всё
как на духу! И чтоб без чёрной бухгалтерии, понял меня?