Воронцов. Перезагрузка - страница 98

Шрифт
Интервал


— Ну как же, вы ж барин, — отозвалась она, и её щёки тоже порозовели, словно спелые яблочки. — А я — простая крестьянка.

Отвернулась, пошла к избе Ильи. А я только головой покачал и буркнул уже тише:

— Так и ты, Машка, ж не крестьянка, чертовка такая, купеческая.

И ведь как будто знает, что я на неё пялюсь, как дурак! Идёт себе неспешно, время от времени поправляя платок на голове, а я стою и любуюсь, как кот на сметану. Вот ведьма, ей-богу, ведьма!

— Митяй! — гаркнул я, чтобы отвлечься от мыслей о девушке.

Парень выскочил, как чёрт из табакерки, буквально через пару секунд — запыхавшийся, весь в поту, с молотком в руке. Будто за углом прямо стоял и ждал команды.

— Да, барин! — выпалил он, чуть не уронив инструмент себе на ногу.

— Квас с утра остался? — спросил я. День обещал быть жарким.

— Да, на пару крынок будет! — отрапортовал он, сияя от гордости за свою предусмотрительность.

— Отлично! На стол под яблоню организуй, и смотри, чтоб мухи не налетели. А то они тут, я гляжу, особенно назойливые.

Митяй умчался, подпрыгивая от радости, а я решил пройтись по Уваровке. А то что я за барин такой — дальше трёх изб от своего дома за всё время не отходил? Надо посмотреть, что к чему, понять масштаб хозяйства.

Деревня встретила меня разрухой. Дети, игравшие во дворе, при моём появлении притихли и сбились в кучку, как воробьи перед дождём. Бабы, развешивавшие бельё, замирали с мокрыми рубахами в руках и провожали меня взглядами, полными любопытства и опаски.

А деревня… вот она, живая, хоть и хилая. Некоторый избы покосились от времени, заборы кое-где подпирались палками, огороды заросли сорняками. Но чувствовалась в ней жизнь — настоящая, неподдельная. Где-то мычала корова, требуя доения, где-то стучал топор, где-то скрипел колодезный журавль. И всё это создавало какую-то особую симфонию деревенского быта, к которой я ещё только привыкал.

Так и пошёл по тропке, что виднелась между домами, оглядывая округу. Ноги сами несли меня вперёд, а глаза жадно впитывали каждую деталь этого нового для меня мира. Да, Уваровка была в плачевном состоянии — это, конечно, факт. Четырнадцать изб, включая мою, да ещё плюсом три покосившихся, и то одну из которых мы в таунхаус превратили, а одна на материал пошла.

Остальные же дома стояли неказистые — бревна, почерневшие от времени, крыши соломенные, местами прохудившиеся, заборы покосившиеся, как трава на ветру. Но видно было, что крестьяне старались держать хозяйство в порядке: где-то доски подновляли, где-то глиной щели замазывали, где-то новую солому подкладывали на крыши.