Рысюхин, вы в четырнадцать не шалили? - страница 14

Шрифт
Интервал


Заодно и для своего тоже новое крыло заказал, и пропитали мне его тоже одновременно с пожарным. Подготовился, так сказать, к сезону заранее. Кстати, наносить пропитку при помощи распылителя для краски оказалось намного удобнее, чем кисточками, и равномернее состав ложился. Удобный получился инструмент, хоть и повозиться с ним пришлось изрядно.

Ещё зимой со скуки и с подачи соседской молодёжи мои супруги затеяли такое развлечение, как домашний театр. Я в начале отбивался от этой затеи всеми четырьмя, но потом сдался, под давлением с трёх сторон, дед тоже подключился, вспоминая свою «КВНовскую молодость», а затем и втянулся. Причём под нашим с дедом влиянием пьеса сильно изменилась, в лучшую, как я думаю, сторону.

Изначально это была довольно заунывная история о том, как некий Исправник, у которого даже фамилии не было, эталонный до икоты, довольно нудно перевоспитывал отданного ему для этого некоего молодого недоросля. Пьеска была не то довольно старая, не то специально написана «про недавнее прошлое», поскольку после реформы, превратившей уезды в районы, должность исправника была упразднена, а его обязанности по большей части переданы начальнику районной полиции, которому подчинялись и городская полиция – напрямую, и сельская, и пожарная охрана, эти уже через заместителей, ранее именовавшихся «товарищами». Но речь не о давно прошедших реформах, а о пьесе, если её можно так назвать, которая состояла в основном из длинных и нудных монологов.

Первое изменение, что мы с дедом внесли – это заменили отвлечённые рассуждения Исправника на разбор конкретных выходок его подопечного, причём для их обсуждения и для жалоб на шалопая появились дополнительные роли второго плана, и текст у других актёров тоже появился, к их удовольствию, поскольку желающих хоть как-то участвовать в спектакле было сильно больше, чем изначальных ролей. Потом начали создавать какие-никакие характеры персонажам, чтоб они отличались от декораций не только наличием речи, и начал я с имён. Так, малолетний разгильдяй, который в процессе доработки пьесы «повзрослел» с двенадцати лет до двадцати, чтобы расширить, так сказать, диапазон возможностей, теперь звался не «Воспитанник», а Остап Швензик-Пристебайло[1], он же просто Ося. Исправник стал именоваться Мордастов Сократ Платонович, отставной подпоручик, выслуживший офицерский чин незадолго до увольнения в запас. Служака, немного «дубоватый», но честный и старательный. Который при всей своей честности не видел ничего зазорного в том, чтобы принимать от населения мелкие «знаки внимания», мол, это не подкуп, ничего же не просят, а если от чистого сердца – так почему бы и не принять знак уважения? Также он старался установить вокруг армейскую дисциплину, что, мягко говоря, не приводило в восторг окружающих.