На двери тоже был знак.
Он остановился на мгновение, выпрямился, закрыл глаза. Потом
шагнул внутрь.
В доме было тихо. Слишком тихо. Ни запаха трав, которые мать
всегда развешивала над очагом, ни пара от похлёбки, ни скрипа
дощатого пола под лёгкими шагами любимой. Только пустота. Только
холод, укрывший всё вокруг. Очаг был мёртв. Ни золы, ни угольков —
только чёрная яма, затянутая паутиной.
Он обошёл комнаты, звеня шагами в глухом мраке. На кровати лежал
платок матери, аккуратно сложенный. Невеста оставила свой пояс —
как память. Или прощание. В углу стоял сосуд с уже засохшими
травами — кто-то пытался бороться, но не сумел. А рядом, на стене,
вырезанный ножом знак — простое имя, РАГНАР. Наверное, она ждала.
Писала, когда ещё могла стоять, надеялась, что он вернётся вовремя.
Он не вернулся.
Колени подкосились. Он опустился прямо на пол и долго сидел,
опершись лбом о деревянную балку. В груди было пусто. Ни крика, ни
слёз — только мрак. Слишком многое он терял на полях сражений,
слишком часто смотрел, как умирают друзья. Но к этому он не был
готов. К этой тишине, к этой неподъёмной, нечеловеческой боли.
Он не знал, сколько прошло времени. Сколько он сидел, пока дом
не наполнился звуками. Кто-то рыдал на улице. Кто-то кричал, звал,
стонал. Кто-то молча стоял, как и он, не в силах поверить. Один из
воинов выскочил с топором в руках и заревел, бросаясь на соседний
забор — в ярости, в безумии. Другой упал на колени у порога и бил
кулаками по земле, словно она могла вернуть ему то, что
забрала.
— Рагнар! — окликнули снаружи. — Рагнар, что нам делать?
Он поднялся. Лицо было белым, как камень. Только глаза горели —
не слезами, а чем-то иным, древним, непреклонным.
— Мы оплачем мёртвых, — сказал он тихо, но твёрдо. — И мы найдём
ведьму.
Мужчины замерли. Он вышел из дома, словно из гробницы. Его меч
был в руке. Не потому что кто-то угрожал — но потому что угроза уже
здесь. В воздухе, в пепле, в их сердцах.
— Мы найдём её. Мы не позволим, чтобы это повторилось. Никогда.
Рагнар
Я стоял у круглого камня на краю деревни, того самого, куда с
незапамятных времён приходили наши отцы и деды в минуты бедствий,
когда нужен был ответ, а ответа не было. Камень казался тяжёлым не
только телом, но и памятью. Он помнил больше, чем мы. Помнил слёзы,
кровь и решения, принятые, когда уже не на что было надеяться.