По одному подходили мужчины. Без громких слов, без привычного
ворчания и брани. сегодня даже самые сварливые из нас молчали и не
находили слов. Я смотрел на них и видел в каждом потерю. Кто-то
пришёл с младенцем на руках — ребёнок хныкал, прижавшись к груди
отца, и тот кивал мне с таким видом, будто оправдывался. Но я бы не
посмел его винить, наоборот, мог только порадоваться. У него
остался младенец. Дитя. У многих не осталось ничего.
Я не стал считать, сколько мужчин пришло к камню советов. Да и
зачем? Цифры не греют. Но когда круг замкнулся, я понял: тех, кто
уцелел, было слишком много, чтобы сказать, что ведьма взяла всех —
и слишком мало, чтобы поверить, что мы избежали её гнева.
— Жена моя жива… но мальчики… оба… А она теперь будто и не
живая. Говорит шёпотом, смотрит сквозь меня, — тихо заметил Угр моя
правая рука.
Я только кивнул и только плотнее сжал губы. Что тут скажешь? У
меня не осталось ни слова утешения даже для самого себя.
— У меня наоборот, — отозвался плотник. — Жена ушла, сын
остался. Не говорит. Не плачет. Только держится за мою руку, будто
боится, что и я исчезну. Еле уговорил его остаться, пока я схожу на
совет.
— У меня две девочки, — глухо проронил старший из
братьев-рыболовов. — А мать их… не стало. Я не смог объяснить им,
почему. Почему она резко упала замертво, а потом прямо на их глазах
превратилась в пепел.
Мужчины делились. Не потому что это помогало, а потому что иначе
невыносимо. Боль, если не выпустить её наружу, гниёт внутри. Я
слушал их и чувствовал, как внутри меня нарастает холод — не такой,
что от ветра или снега, а иной. Тот, что приходит, когда всё, что
ты любил, обратили в прах и все на что ты надеялся потеряло
смысл.
— Нам нужно что-то решать, — сказал я, когда они выговорились. —
Мы не можем просто разойтись по домам и сделать вид, что можем
просто жить дальше. Мы не можем похоронить мёртвых — от них остался
только пепел. Но мы можем собрать его или то, что от него осталось.
Каждый принесёт, что найдёт, и сложим костры. Один костёр — одна
душа. Мы назовем имена. Мы вместе споем им песни. Не дадим ведьме
украсть память, ведь известно, что слава деяний достойных
вечна.
Они молча кивнули. Кто-то крепче прижал ребёнка к груди. Кто-то
— стиснул кулаки.
Я хотел сказать, что мы отомстим ведьме, и много еще чего, но не
стал. Еще не время. Сначала мы обязаны проявить уважение и оплакать
тех, чьи нити жизней оборвались раньше положенного.