Я не сразу пошёл домой. Боялся не боли — с нею я уже свыкся.
Боялся притяжения. Этот дом всё ещё был полон их — запахами,
силуэтами, словами, сказанными вслух и теми, которые никогда не
будут произнесены. Если бы я остался дольше, мог бы убедить себя,
что они просто ушли за водой. Что скоро вернутся. Что вот-вот
откроется дверь, и мать окликнет меня по-старому — ласково, но с
укором за долгую дорогу. Или Астрид улыбнётся украдкой, как делала
всегда, когда думала, что я не смотрю.
Но дверь не скрипнула. Пол не отозвался шагами. Только пустота,
в которой я слышал собственное дыхание, будто я один остался на
всём белом свете.
Я нашёл то, что можно было взять. Пояс Астрид. Тот самый,
который она сплела ещё до моего отъезда — ярко-красный, с вышитыми
узлами верности. Она обещала надеть его на нашу свадьбу. Он был
аккуратно свернут, ни пылинки, ни пятнышка. Будто она положила его
впрок — на потом. На «если». Я взял его осторожно, как реликвию, и
спрятал за пазуху, будто сердце своё прикрыл.
От матери остался лишь гребень из оленего рога, тот смый,
который я ей привез из своего первого похода. Её волосы с серебром
— вечно были расчёсаны, а рука тёплая, мягкая. Я держал гребень в
ладони, и почему-то сильнее всего захотелось уткнуться в колени,
как тогда, когда всё было просто: мать рядом, отец дома, я под
защитой. А теперь защиты нет. Есть я. И боль.
Мы снесли всё к большой поляне у реки. Мужчины шли молча. В
каждой руке — что-то дорогое. Детская игрушка. Женская шаль.
Платье. Нательное платье. Всё, что осталось. Иногда — просто зола в
мешочке. Иногда — имя, вырезанное ножом на куске доски.
Мы сложили костры. Один — за каждую душу. Не общую братскую
груду, а по отдельности. Пусть каждый уйдёт с честью. Как положено.
Викинг не забывает своих, даже если они не держали меча.
Я встал перед своим костром. Он был для двоих. Я не хотел
разрывать их. Мать и Астрид — две женщины, которые любили меня
больше жизни. Теперь пусть будут рядом, пусть ведут друг друга в
чертоги предков, где нет холода, голода и ведьм.
— Имя её — Ингвильд, — сказал я. Голос мой был хриплым, но
ровным. — Мать моя. Та, что родила воина, не оплакивала, когда он
уходил, и встречала, когда возвращался. Она — мудрая, стойкая,
сильная. Пусть встретит её душу Хель.
Мужчины молча кивнули. Каждый из нас знал, что имя — это мост.
Если его забыть — душа исчезнет.