— Фил, с
тобой всё в порядке? — Тихо спросила Элени, стараясь не привлекать
внимания взрослых, которые продолжали спорить. Отец громко
возмущался, а врач только разводил руками.
Филипп не
ответил, слабо поморщился, пытаясь сдержать вспыхнувшую боль,
которая с каждой секундой сильнее сдавливала виски, шею и
позвоночник стальными тисками. Боль пульсировала, словно в черепе
гремел колокол. Он почти не слышал, что происходит вокруг, и не
понимал, откуда это ощущение — будто чья-то чужая боль переплелась
с его собственной. Но он знал: это Никита. Он чувствовал страдания
брата, как свои. И они были невыносимыми.
Не в
силах больше сдерживаться, он кивнул сестре и быстро вышел из
комнаты. Стоило ему захлопнуть за собой дверь, как ноги
подкосились, и он рухнул на пол — будто безвольная
кукла.
Перед его
глазами вдруг ожила карта мира. Тихий океан бушевал под северным
ветром, материки двигались и расходились, словно невидимый ребёнок
лепил из них новый мир. Филипп не видел этого мальчика, не слышал
его голоса, но всё равно чувствовал, это кто-то древний, как сама
земля. Даже сквозь жуткую боль он различал, как реки, острова и
континенты начинали двигаться на картах и глобусах, развешанных на
стенах его комнаты — тех, что он собирал с детства, с любовью и
упрямством.
Через
пульсирующую боль, будто наждаком раздирающую каждую клеточку,
Филипп с трудом поднялся. Он, пошатываясь, подошёл к одной из карт
и с силой ударил по ней рукой, будто хотел выбить наваждение,
стереть эти живые иллюзии. Но Атлантический океан на карте
продолжал бушевать, а Филипп действительно почувствовал на своём
лице солёную морось и порыв ветра. Казалось, воздух стал солёным,
как настоящий морской бриз.
Он снова
ударил кулаком, сильнее, почти в отчаянии. Но вместо стены,
обжигающий песок Египетских земель прорезал пальцы. Он царапал
кожу, врезался под ногти, а влажный ветер трепал волосы. А высокие
пальмы на Гавайях дрожали зелёной листвой прямо у него перед
глазами. Ужас охватил юношу. Он опустился на пол, сжав голову
руками, всхлипывая и не в силах позвать на помощь.
И тут
пришла новая волна боли — не как раньше, а совсем другая: глубокая,
странная, будто само тело переставало быть прежним. Он закрыл
глаза, стиснул зубы, и вдруг услышал шепчущий звук - ветер. Тёплый,
живой, обжигающий, как дыхание пламени, а под руками рассыпчатая,
горячая поверхность. Юноша не без страха распахнул
глаза.