Он выдержал паузу. А потом начал,
как конструктор, разбирать мой мир на детали. Вся эта история со
смертью Глебова и пропажей карты, оказывается, была чистой воды
инсценировкой. Спектаклем, срежиссированным для соглядатаев. А
попутно Брюс поспорил с Царем на то, что я найду выход. Государь же
считал, что из такой проблемы (утечка маршрута) невозможно найти
выход, только отмена экспедиции. Они хотели проверить, как я себя
поведу в полной заднице. Сдуюсь, прибегу жаловаться или выдам
что-то нетривиальное. А я не выдал. Я, сделал лучше — вышел из
ситуации с наименьшими потерями, если не больше.
— А Глебов? — прохрипел я.
— Капитан Глебов — один из моих
лучших людей, — буднично ответил Брюс. — Жив-здоров. Царапина на
плече для достоверности, не больше. Сейчас отсыпается в теплом
местечке. Мы должны были сделать так, чтобы в утечку поверили
все.
Карта, которую у него «стырили»,
тоже была липой. Наживкой, которую через своего человека скормили
шведам. И не единственной. Чтобы окончательно запутать вражескую
разведку, каждому ротному командиру в отряде выдали свой,
уникальный вариант карты, с разными маршрутами и целями (с запретом
на разглашение даже внутри экспедиции — по крайней мере до ее
начала). Теперь в Стокгольм лился целый поток противоречивых
донесений, и шведский штаб, должно быть, стоял на ушах, пытаясь
понять, куда же русские на самом деле сунутся.
Я слушал, и меня разрывало на части:
с одной стороны, отлегло, что мужики не идут на убой, с другой —
бесило, что меня развели. Брюс, видя мое состояние, по-дружески
хлопнул меня по плечу.
— Ты доказал, что стратег. Таким и
должен быть настоящий живец, на которого мы ловили крупную рыбу еще
на Охте, и на которого будем ловить теперь.
Слово «живец» меня покоробило. И все
встало на свои места. Все мои успехи, все покушения, все интриги… Я
и раньше догадывался, что меня используют втемную, но услышать это
прямо, вот так буднично, от человека, которого я считал своим
покровителем, было невыносимо. Я — не партнер. Я — инструмент.
Ценный, полезный, но всего лишь инструмент. Приманка в большой
игре. От этого осознания стало горьковато. Нет, я все понимаю, но
все же не приятно.
Брюс, должно быть, заметил, как у
меня перекосилось лицо. Он понял, что ляпнул лишнего. В голосе его
прорезались извиняющиеся нотки.