В музее конструкторского бюро рядом с письмами с северных широт хранится фотография пингвинов с надписью на снимке, которая служит ярким подтверждением неизменной привязанности покорителей полюсов к самолетам Олега Антонова: «Олегу Константиновичу от летчиков-полярников – участников Антарктической экспедиции. В знак глубочайшего уважения и признательности. Спасибо за «Аннушку». С искренним восхищением оценивали АН- 2 иностранцы. «Воздушный бродяга» Эрик Броун, в 60-х годах прошлого столетия потерпевший на Севере аварию на канадском «Бивере» и спасенный русскими пилотами, не скрывал восторга: «Площадка маленькая, с полсотни метров, и я не так уж скверно летал, но я не мог сделать то, что сделали русские на своем биплане. Они сели там, где я разбился, а взлетели на перегруженном самолете там, где вообще нельзя взлететь…АН- 2 – удивительный «эйрплан». Он может сесть даже на крышу сарая, а взлететь с колокольни…».
Судьба подарила мне счастье общаться с таким удивитель- *(Моисеев Вячеслав. Крылатоеимя. – К. -Дніпро. -1974. – С.156.) ным человеком. Каждый ученик Горностайпольской средней школы навсегда запомнил рассказ ее бывшего директора Галины Максименко о шефстве над учебным заведением Олега Антонова и его завода. Галина Ивановна и сейчас при встрече с большой благодарностью вспоминает о добрых делах конструктора. Рассказывает, как плакала от радости, когда, благодаря шефам, построили котельную и подключили тепло. Человек такого высокого полета был доступен в общении, доброжелателен и прост.
Мои родители очень гордились дружбой с Олегом Константиновичем, а он в свою очередь уважал отца за преданность избранному делу и трудолюбие. Петр Николаевич Невойт отдал авиации полжизни – сначала возглавлял аэродром в селе Чернин, которое «ушло» на дно Киевского водохранилища, затем – в Горностайполе. Хотя он (суров и немногословен) никогда вслух не говорил, что гордится сыном-летчиком, в душе я знал об этом. Мать, конечно, охала, узнав о моем поступлении в летное училище, а отец крепко пожал руку. Это был какой-то новый этап в наших отношениях.
С годами, уже став пилотом, не раз летал над этим маленьким сельским аэродромом, видел знакомые места. Каждый раз меня охватывало радостное и светлое чувство возвращения в детство, в юность. Ведь с того первого полета уже не мог спокойно ходить по земле – душа рвалась ввысь. Конечно, я поделился впечатлениями со своим закадычным другом Петей Синозацким – и мы уже вместе мечтали стать военными летчиками. Десять лет просидели на одной парте, вдвоем поступали в Харьковское авиационное училище. Но Петр не прошел комиссию, и за компанию с ним я связал жизнь с гражданской авиацией: поступил в Кременчугское летное училище гражданской авиации. Недавно побывал на 50-летнем юбилее альма-матер и был поражен, что до сих пор сохранились умывальники и мойки (правда, казармы стали меньше – на 4–5 курсантов, а не на 30, как в годы моей учебы). Перт Синозацкий, кстати, летает до сих пор – теперь на «Боинге-747».