В человеке, что когда-то был
уважаемым профессором археологии и собирал толпы студентов на своих
лекциях, с трудом узнавался Эдуард. Нет, это не он чертил круги на
песке, бормоча что-то себе под нос. Сущность, древняя и зловещая
завладела его телом, не оставив в нём ни единого намёка на того,
кем он являлся прежде. Разве что цепкий взгляд тёмных глаз, то и
дело, озиравшихся, чтобы проверить, не следит ли за ним кто,
казался знакомым.
Он чертил одному ему известные
символы и говорили на давно забытом языке, пробуждая силу,
преданную забвению, но готовую проснуться по его зову. Тревожное
свечение то и дело прорывалось яркими вспышками из глубин песчаных
дюн, а та, кому следовало закончить начатый ритуал, уже
приближалась к нему, готовая принять судьбу. Невзирая на
пробирающий до костей ночной холод, девушка в лёгкой рубашке
покорно подступила к жрецу, подала ему руку, а когда на её пальце в
блеске скачущих повсюду всполохов древней магии сверкнуло кольцо,
вошла в круг и остановилась в его центре, вскинув руки к небу. Она
двигалась как заворожённая, не осознавая происходящее и в те минуты
не принадлежала себе. Из её уст вырвались слова, уносясь в
колдовскую черноту арабской ночи, к тому, кто готовился явиться по
её зову.
Анри проснулся. Не обнаружив рядом с
собой Астрид, он первым делом решил, что ему привиделся сладкий
сон, а объятия, стоны и жаркие поцелуи, коими он с жадностью осыпал
свою женщину, были лишь плодом его бурной фантазии. И всё же,
окончательно вернувшись сознанием в реальность, мужчина понял, что
ошибся. Она была здесь, с ним, отдавалась ему искренне и пылко, и
неясно было, кто из них желал этой близости больше. Но почему она
ушла? Не хотела, чтобы с утра их видели вместе? Вопрос озадачил
Анри, а когда в просвете палатки мелькнула яркая вспышка извне,
мужчина настороженно замер. Он с трудом отыскал свою одежду,
разбросанную по полу в порыве необузданной страсти, а когда оделся
и вышел, замер, поражённый открывшимся ему зрелищем. На песчаной
пустоши между лагерем и живительным оазисом в ореоле синего пламени
стояла она, возведя руки к ночному небу. Что-то необъяснимое и
колдовское происходило там. Будто бы ведьма на бесовском шабаше
призывала силы, которым безропотно подчинялась.
Анри бросился к любимой. Картина
пугала и завораживала его, но он понимал одно: всё происходившее
было неправильно, и это следовало прекратить как можно скорее. Он
подбежал к краю сияния и, затормозив перед пугающим столбом
голубого огня, позвал: