Он мог сделать с ней всё, чего так
желал, осознавая собственную безнаказанность. Тело требовало,
требовал и разум, раздираемый ревностью. Она всё решила за них
обоих, изгнала его из своей жизни, променяла на другого и ждала,
что он смирится, примет её выбор и уйдёт влачить своё
существование, ведь без неё для него жизни нет. Но в ответ на её
безмолвную покорность руки мужчины сами собой ослабли и отпустили
девушку. Их взгляды встретились, его пугающий, чужой и её
испуганный, полный разочарования и обиды.
Отыскав на периферии здравомыслия
остаток самообладания, Анри сумел не совершить роковую ошибку. Он
всё ещё желал её страстно и неприкрыто, но в безумии своём забыл о
главном. В его мечтах Астрид жарким огнём пылала от наслаждения в
плену его объятий, отдавалась поцелуям и ласкам нетерпеливо и
искренне. Теперь же вместо этого Анри видел перед собой девушку,
которая дрожала от страха, вжимаясь в стену, и смотрела на него как
на врага. Обретённое некогда доверие рассыпалось в прах, как и
светлые надежды на совместное будущее. Его звериная ревность и её
губительная ложь тем вечером положили конец их истории.
Анри ушёл первым, не проронив ни
слова. Ещё долго после того, как стихли его шаги на лестнице,
Астрид не решалась покинуть комнату. И только когда удалось
остановить бурный поток слёз, она вышла на улицу вечернего города.
Ложь сработала совсем не так, как она ожидала, но тем не менее
теперь она была совершенно свободна и готова приступить к работе.
Всё шло по плану. Вот только сердце предательски разрывалось от
боли.
Путь до заветного города, к чьим
тайнам команда Фридриха Корфа намеревалась прикоснуться, оказался
тернистее, чем ожидала Астрид. Даже Лидия, привыкшая к суровым
спартанским условиям и лишениям во время экспедиций, с большим
трудом переносила испытания. Спустя два дня, поезд привёз их в порт
Венеции, а оттуда следовало неделю плыть по Средиземному морю до
берегов Сирии. Корабли для Астрид были вполне привычным средством
передвижения, но товарищи, с коими она успела наладить дружбу,
половину пути только и делали, что свешивались за борт, зеленея от
качки.
— Лидия, душа моя, — умудрялся шутить
Винсент в перерывах между позывами тошноты, — такими темпами мы с
тобой умрём в один день. Я не совсем об этом мечтал.