Однако стоило ему увидеть древние финикийские письмена на крышке
саркофага, как что-то холодное и тревожное кольнуло его сердце. Эти
знаки были старше Библии, старше Гомера и всего того, что он привык
считать началом цивилизации.
Деньги же перешли из рук в руки быстро и молча. Самир принял
свою долю — пачку хрустящих британских фунтов, достаточную, чтобы
накормить сотни голодных детей в разорённом войной Бейруте. Но в
душе он чувствовал горечь — цена казалась слишком высокой.
— Вы действительно сохраните их? — тихо спросил он Стерлинга, не
отрывая взгляда от древних сокровищ.
— Обещаю, — твёрдо ответил шотландец. — В моём музее они будут в
полной безопасности.
И спустя неделю Самир вернулся в Бейрут. Фарид встретил его всё
в том же тёмном подвале старого караван-сарая, где и началась эта
опасная история. Он нервно курил сигарету «Cedars», выпуская сизые
клубы дыма.
— Ну что там? — спросил Фарид хриплым голосом.
— Потеряли треть груза по дороге, — устало ответил Самир. —
Главное довёз.
— Всё думаю… Правильно ли мы поступили?
— Не знаю… — Самир тяжело вздохнул и покачал головой. — Но
другого выхода у нас не было.
Они замолчали, прислушиваясь к
грохоту артиллерийских залпов за окном. Гражданская война
продолжалась уже десять лет, разрывая Ливан на части. А где-то
далеко отсюда, в холодном шотландском замке, древние сокровища
обрели новый дом — чужой и холодный, но зато надёжный и спокойный.
Теперь они были в безопасности от огня и человеческого
безумия.
Вот и второй курс позади… А
лето разлилось по Берёзовке густым, липким зноем, будто кто-то
забыл выключить солнце. Я вернулся домой не тем мальчишкой, что
уезжал два года назад, а человеком, которому будто век на плечи
навалился. Дорога же к дому была вся в пыли, шаг сделаешь — облако
поднимается, как призрак прошлого.
Но что-то в родной деревне
было не так. В воздухе — тревога, в каждом взгляде — скрытая
паника. Соседи шепчутся у калиток, будто вражеские самолёты над
селом кружат.
Но уже на второй день здесь я
понял — по району идут облавы — милицейские машины рыщут по дворам,
арестовывают мужиков за самогон. Милиция работает чётко, без суеты
— сегодня Ивана Кузьмича увели, вчера — Степана.
Отец же мой как-то сидел на
крыльце, курил, да смотрел в сторону леса так, будто там прячется
ответ на все его вопросы. Я знал этот взгляд — он всегда так
смотрел перед грозой.