— Ещё бы не помнить! Вы меня
тогда за ухо как схватили — думал, ухо навсегда останется у вас на
дереве.
— Да брось! — махнул рукой
сосед. — Детство оно на то и детство. А сейчас вон какой стал —
курсант, почти офицер.
— Да куда там... — Коля
смущённо пожал плечами. — Учиться ещё и учиться.
Смех, разговоры, звон вилок —
летний вечер тянулся медленно, будто не хотел заканчиваться. Потом
соседи ушли по домам — кто с банкой огурцов под мышкой, кто с
последним анекдотом на устах.
Лилия Борисовна перемыла
посуду и вышла к сыну на крыльцо. Солнце садилось, а воздух густел
запахами дыма и травы.
— Коленька... — тихо сказала
она. — А чего ты Машу не позвал? Она бы помогла нам
сегодня...
Коля насупился, отвернулся к
саду.
— Не надо про это,
мам.
— Что ж случилось-то? — Лилия
Борисовна тревожно пригляделась к сыну. — Вы же хорошо дружили.
Девочка-то славная...
— Нашла себе другого, — Коля
сжал кулаки на коленях. — Тоже из мединститута. Не нужен ей
военный! — в голосе звякнула обида — настоящая, мужская. Лилия
Борисовна вздохнула, погладила сына по голове, как в
детстве.
— Ох ты мой горемыка...
Больно?
— Переживу, — Коля пожал
плечами.
— Конечно, переживёшь. Ты у
меня не промах — и красивый, и умный. Найдёшь свою девчонку, вот
увидишь. Только не держи зла.
Он впервые за вечер улыбнулся
— устало, но по-настоящему.
— Спасибо тебе,
мам.
— Да что ты! Я же мать твоя.
Кто тебя пожалеет, если не я?
Они замолчали, а где-то вдали
играла радиола. И Коля вдруг спросил.
— Мам... Ты не жалеешь, что я
в военное пошёл?
Лилия Борисовна долго смотрела
на закат.
— Дед твой военным был. Видно,
судьба у нас такая — Родину защищать. Жалеть? Нет... Главное, чтобы
ты человеком был. А гордиться тобой я уже могу.
— Буду стараться.
Она улыбнулась и
поднялась.
— Пошли домой. Завтра дел
много, а там тебе опять в училище ехать...
Коля поднялся вслед за
матерью. Ещё несколько дней дома — потом казарма, строевая, лекции
и экзамены. Но сейчас он просто был рядом с матерью под шершавым
небом лета и этого было достаточно для счастья.
Афган
Пыль висела в воздухе густой,
вязкой завесой — казалось, сама земля Афганистана дышит песком и
горечью. Кирилл Козлов прикурил «Приму», затянулся до боли в легких
и выпустил дым в раскалённое марево. Автомат лежал на коленях,
тёплый от солнца, которое не знало пощады.