Только кому всё это здесь
нужно? Здесь, в 1986-м, атомная отрасль — государство в
государстве. Секретность — не просто правило, а способ выживания.
За «паникёрство» или «подрыв авторитета» отправят под статью без
лишних разговоров. Попробуй только пикнуть — КГБ мигом
заинтересуется.
Я перебирал варианты один за
другим. Может, попытаться через научные круги? Поступить в МИФИ,
выйти на тех, кто уже тогда тихо критиковал РБМК. Попробовать
написать статью, намекнуть на уязвимость конструкции… Но кто
поверит курсанту? Как мне сейчас вообще поступить куда-то? Времени
в обрез, авторитета ноль, да и кто станет слушать мальчишку с
непонятными теориями? В конце концов я же уже учусь в военном — это
все точно не мой вариант!
А если рискнуть и прибегнуть к
радикальному способу? Проникнуть на станцию, сорвать эксперимент 26
апреля, устроить диверсию… Звучит как бред! Даже если каким-то
чудом проберусь на ЧАЭС — меня скрутят ещё на проходной. А если и
доберусь — что дальше? Убьют или закроют навсегда. Катастрофа всё
равно произойдёт. Это даже не план, а билет в никуда.
Однако оставался ещё путь
через военных. Доложить командованию о «разведданных», выйти на
военных атомщиков, попытаться передать информацию наверх… Но тут
риски ещё выше — шпионаж, провокация, психушка или трибунал.
Слишком тонкий лёд.
И всё же… Я знал слишком
много. Технические детали РБМК, имена и даты, карту заражения с
точностью до района… Всё это крутилось у меня в голове. В моём
времени про Чернобыль знали всё — кто хотел, тот находил любую
информацию.
Я ворочался на койке, чувствуя
себя беспомощным и чужим как никогда. Кому тут расскажешь? Пашке
Рогозину? Лёхе Форсункову? Овечкину? Да они свои ребята, но такое
не рассказывают даже лучшим друзьям — слишком опасно. И толку от
этого никакого. А если к командиру роты? Я представил этот
разговор.
— Ты чего несёшь, Семёнов?
Какой взрыв? Какая авария? Откуда ты вообще это знаешь?
— Товарищ командир роты… У
меня есть основания полагать…
— Основания? Какие такие
основания? Ты что — шпион? Или просто дурак?
В его голосе не было бы ни
капли сочувствия — только подозрение и ледяная строгость. Здесь так
заведено… Шаг влево — враг народа, шаг вправо — псих.
Я знал — никто не поверит мне
без доказательств. А у меня их не было. Только память из будущего,
которая жгла мозг, как раскалённое железо. Эта мысль сводила меня с
ума. Я крутил в голове варианты, один безнадёжнее другого. Может,
написать анонимку в Москву? В Комитет государственной безопасности?
В Министерство энергетики? Но ведь каждое письмо там проверяют по
десять раз, а анонимки летят в корзину быстрее, чем доходят до
адресата. Даже если чудом дойдёт — решат, что это чья-то злая шутка
или провокация.