За окнами меж тем гудела
тревожная ночь. Станция стонала под радиоактивным ветром, а люди
внутри пытались поверить в невозможное — что всё еще можно
спасти.
— Это не реактор! — упрямо
твердил Дятлов, сжимая кулаки. — Он не может взорваться. Физически
не может!
Но ночь 26 апреля 1986 года
уже писала свою правду и эта правда была страшнее любого упрямства.
Под развалинами четвертого блока, в горячем чреве станции,
собиралась смертоносная лава — расплавленное ядерное топливо. Еще
немного и эта масса прожжет бетон, доберётся до грунтовых вод.
Тогда взрыв пара сметёт все оставшиеся блоки, а радиоактивная туча
уйдет на полмира.
В самом штабе ликвидации
воздух был тяжелым, как свинец. Но решение о самой отчаянной
операции в истории советской атомной энергетики приняли быстро —
спустить людей под реактор, к затопленным дренажным
клапанам.
У входа в подземелье стояли
трое — инженер Алексей Ананенко, молодой Валерий Беспалов и старший
машинист Борис Баранов. Тени от ламп дрожали на стенах, а их лица
казались вырезанными из камня.
— Товарищи, — голос
представителя комиссии звенел натянутой струной, — вы понимаете,
что на вас держится всё? Если не откроете клапаны, то произойдет
взрыв, которого не переживёт никто.
— Понимаем, — Ананенко
посмотрел ему прямо в глаза — спокойно и твердо. — Если промедлим,
то погибнут миллионы.
— Схемы уже изучили, —
Беспалов, юный и упрямый, сжал кулаки. — Клапаны в барботёре под
реактором. Придётся идти на ощупь, в полной темноте.
— Это билет в один конец, —
Баранов, самый старший, хмуро усмехнулся. — Там радиация
зашкаливает. За минуту — смертельная доза.
— У нас нет выбора, — Ананенко
молча пожал плечами. — Если не мы, то никто…
— У меня сын маленький... —
глухо сказал Беспалов. — Жена ждёт дома. Но если не пойти — вообще
никто не вернётся домой.
Баранов долго смотрел на
молодых товарищей. Потом резко кивнул.
— Ладно. Идём втроём. Быстро и
без самодеятельности. Каждый шаг четко по команде!
Они облачились в гидрокостюмы
и проверили фонари. Дозиметр трещал истерично ещё на
лестнице.
— Приборы зашкаливают, —
предупредил физик из группы сопровождения. — Реальный уровень
радиации выше всех пределов.
— Значит, времени у нас нет, —
отрезал Ананенко.
И они спускались в подвал
будто в пасть ядерного ада. Вода была черна и вязка, фонари резали
муть узкими клиньями. Каждый вдох отдавался металлическим привкусом
во рту.