— Знаете, — сказал Крылов,
прикуривая сигарету, — всю жизнь по морям езжу, а всё равно не
привык. Всё кажется — вот-вот что-нибудь да случится.
— Ну что вы такое говорите! —
поморщилась Нина Петровна. — На море куда безопаснее, чем на шоссе.
Статистика же есть.
— Статистика хороша на бумаге.
А вот человеческий фактор она не считает.
— Какой ещё фактор?
Крылов затянулся и посмотрел в
иллюминатор. За стеклом промелькнули огни встречного
судна.
— Люди устают. Ошибаются и
спешат. А море ошибок не прощает!
В это же время на мостике
«Петра Васёва» капитан Александр Ткаченко — однофамилец помощника с
«Нахимова», что потом покажется кому-то злой иронией судьбы —
вглядывался в приборы. Сухогруз шёл в балласте из Новороссийска в
Керчь, трюмы были пусты, корпус лёгок и нервен на волне —
манёвренность выше, устойчивость ниже.
— Товарищ капитан, — вахтенный
помощник Виктор Новиков склонился над радаром, пальцем ткнул в
зелёное пятно. — Пассажирский лайнер на курсе. Дистанция быстро
сокращается.
— Вижу, — Ткаченко прищурился,
словно хотел прожечь блики на экране взглядом. —
Скорость?
— Полный ход. Не
сбавляет.
— Ну и пусть идёт, — хмыкнул
капитан, но в голосе его скользнула тень раздражения. — Море не
колхозная дорога, всем места хватит.
Но море этим вечером сжималось
вокруг них, как тугой обруч. Два судна неслись навстречу друг другу
с суммарной скоростью почти тридцать узлов — почти километр в
минуту. Математика неумолима — времени в запасе всё
меньше.
И на мостике «Адмирала
Нахимова» зазвонил телефон — резкий, как выстрел. Марков снял
трубку.
— Товарищ капитан, — голос из
машинного отделения дрожал, как проволока под током. — У нас с
главным двигателем неладно. Вибрация растёт.
— Насколько
серьёзно?
— Пока держится, но лучше бы
снизить обороты. Рискуем.
Марков бросил взгляд на часы.
До Сочи рукой подать — меньше часа хода. Но любая задержка сейчас
грозила выговором, а то и худшим…
— Держите пока, — сказал он
глухо. — Дотянем до порта, а там разберёмся.
Это решение потом будут
разбирать по косточкам комиссии и следователи, писать о нём в
протоколах и спорить на судах. Но сейчас, в этот августовский
вечер, оно казалось единственно возможным. А на «Петре Васёве» тоже
было неспокойно. Рулевой Геннадий Петров держал штурвал обеими
руками — пальцы вспотели, ладони скользили по дереву. Вчерашний
проводы друга в увольнение не прошли даром — голова гудела, в
глазах двоилось.