Всё затевалось для того, чтобы на вырученные деньги закупиться
мороженым (здесь снова всплывает тема пломбира). Привезённые домой
три или больше вафельных стаканчика с белым, редко когда коричневым
содержимым Жека, добавив ложку или две смородинового варенья и
размешав всё в пиале, всегда употреблял, что называется, в одно
рыло — что мама с папой, а то и бабушка, может, тоже не отказались
бы, ему как-то не приходило в голову.
Но мало для кого из Жекиных товарищей велосипед был той штукой,
на которой просто ездят. Слова «тюнинг» когда, конечно, не знали,
но сам процесс к великам очень даже активно применяли. А самый
крутой в этом отношении велосипед был у Воробьёва старшего
брата.
О, что это был за аппарат!
Чёрное, индивидуального пошива сиденье из мягкой кожи. На руле с
обеих сторон зеркала — солидные, прямоугольные, чуть ли не от
мотоцикла, а ещё небольшая фара, от которой тянется провод к блоку
у колёсного обода, где вращением специального колёсика
вырабатывается электричество. Сам руль аккуратно обмотан светлой
лентой непонятного происхождения, узкой и жёсткой — такой тогда
нередко обматывали и автомобильные рули — и, если всё было сделано
хорошо, становилось похоже, будто деталь не обмотана какой-то
ерундовой лентой, а сделана из слоновой кости. Рама, что идёт от
руля к сиденью, и пара других железяк поменьше обшиты пушистым
чёрным мехом — главный шик тогдашнего тюнинга. Металлические
багажники были установлены впереди и сзади, чёрные и солидные. По
четыре катафота блестело в спицах на каждом колесе.
Катафоты эти с велосипедных колёс постоянно скручивали — Жека
помнил, как и сам, обозлённый недавней пропажей, снял с чьего-то
одиноко стоявшего у магазина велика пару штук. Но такой велосипед,
как у старшего Воробья, оставлять у магазина, даже ненадолго, было,
конечно, нельзя. Его и не оставляли: отправляясь за покупками, брат
или тащил с собой самого Воробья, или дожидался у магазина
кого-нибудь из знакомых и просил, чтобы посторожили.
Резиновые ручки на руле были тоже какие-то нестандартные, а по
бокам из дырочек свисали аккуратные короткие кисточки из порезанной
магнитофонной плёнки, при езде они красиво трепетали на ветру. Под
рамой блестел алюминиевым боком ладный ручной насос. Ключи в
бардачке не бряцали, проложенные специальными бархатистыми
тряпочками, а кроме ключей там имелись ещё складной ножик типа
швейцарского, маленький компас и другие подобные ценные вещи. В
пространстве позади сидения, где тоже было место для катафота,
некоторые и прикручивали катафот, да ещё круглый и красный, и при
езде казалось, что у них в заднице что-то горит и светится.
Брательник Воробья, безусловно, обладал вкусом и нюансы чувствовал,
и позади сидения у него был прикручен какой-то редчайший катафот,
белый и прямоугольный. Никаких намотанных от спицы к спице
разноцветных проволочек, никаких, тем более, трещоток из куска
пластмассы или сложенной вдвое почтовой открытки не было и близко —
не малышовский, поди, велик — солидный взрослый аппарат.