Шестой пошёл первым. Он знал, что прикрою если что. Или, точнее,
уже не ждал приказов. Мы перешли тот рубеж, когда старшинство
что-то значит. Мы оба знали: если один рухнет – другому конец.
Коридор чуть наклонился вниз. Не сразу, едва ощутимо. Свет не
менялся. В какой-то момент понял, что нас как будто ведут. Не
напрямую, нет. Но… знаешь это чувство, когда идёшь в помещении, где
не бывал, но всё слишком удобно? Повороты мягкие, уклоны
незначительные, потолок достаточно высокий, чтобы не чувствовать
клаустрофобии. Всё устроено так, чтобы ты продолжал идти. Вот
только мы не знали – к чему.
- Спереди нет шагов, – выдал Шестой. – Только сзади.
Он тоже понял. Противник – один. Он идёт где-то за нами. Не
уходит. Не ускользает. Он ведёт. Загоняет? Нет. Скорее, просто
идёт. Он знает, что мы перед ним. И он знает, что другого пути у
нас нет.
Мы остановились. Просто чтобы перевести дух. Даже не потому, что
устали – нет, усталость давно сгорела, как топливо в двигателе.
Просто… напряжение било в затылок. Как ток. Я огляделся. Коридор
был идеален. Настолько, что это бесило. Ни одной царапины. Ни
трещины. Ни пятна. Как будто только что построен.
- Командир, – проговорил Шестой, опустив голос, – ты веришь, что
мы ещё выберемся?
- Пока мы живы – возможно всё, – ответил ему максимально честно,
кажется. Голос не дрогнул. Сам удивился. Врал ли я? Не знаю.
Просто… говорил, потому что так нужно.
Он кивнул. Мы двинулись дальше. Шли медленно. Настолько
медленно, что, казалось, сами шаги могут разбудить что-то в стенах.
Или в нас самих. Ловил себя на мысли, что хочу сказать что-нибудь.
Хоть слово. Хоть фразу. Чтобы разорвать тишину, разрядить
обстановку, так сказать. Но любое слово тут, казалось, прозвучит
кощунственно. Место не терпело лишнего.
Свет начал мерцать. Едва-едва. Но достаточно, чтобы в голове
сразу возникли тревожные мысли. Шестой тоже заметил. Остановился.
Тут же поднял руку – не как командир, а просто по привычке – но он
и сам уже знал. Мы снова стали спиной к спине. Ждали. И снова –
ничего.
- Это он, – сказал Шестой. – Он рядом. Играет.
- Нет, – ответил хмуро. – Он не играет. Он даёт понять, что ждёт
удобного ему момента. Что может дотянуться, если захочет. Но пока –
не хочет.
Он молчал. Тут же почувствовал, как его дыхание стало тяжелее.
Как будто давление изменилось. Или гравитация. Или просто страх.
Самый обычный человеческий страх, что прячется под бронёй, под
шлемом, под всей этой военной машинерией. Мы всё ещё люди. Даже
здесь.