А Святослав промолчал.
«Вот и к лучшему», – подумала Феофано, сказала, что рада
поприветствовать славных героев, что передаст василевсу каждое
слово из тех, что услышали её уши, и вместе с паракимоменом
удалилась из зала.
В гинекее, на женской половине дворца
После приема августе хотелось быстрее избавиться от Иосифа
Вринги. Вездесущий паракимомен порядком ей надоел. Проводил в
гинекей и остался в её покоях, дожидаясь, как видно, пока не
погонят прочь.
– Преклоняюсь перед вашим безмерным терпением, – произнес он,
учтиво оскалясь.
– О чем это вы? О каком безмерном терпении? – не поняла его слов
августа.
– Никифор Фока не должен был приводить неугодного гостя…
– Ах, перестаньте, – сухо оборвала Феофано. – Он вовсе не гость,
а союзник. Разве вы не слыхали?
– Слыхать-то слыхал. Да все это лишь уловки. Доместик ведет себя
неразумно. Впрочем, как и всегда.
Феофано хотела ответить что-нибудь колкое, но не успела.
– Посыльный от князя! – объявили на входе в покои.
– Только этого не хватало, – напрягся паракимомен. – Надо сейчас
же отправить его обратно.
– С какой это стати? Я хочу узнать, зачем он пришел, –
нахмурилась Феофано и так посмотрела на евнуха, что тот не посмел
возразить.
– Как пожелаете, – промолвил он, отступая.
Посыльного пропустили.
В приемную залу вошел курчавый разбойного вида детина. В руке у
него серебрился какой-то предмет.
Феофано взглянула. Шкатулка. Усыпанная драгоценным голубоватым
жемчугом, словно росой.
– От князя Святослава. В дар, – с хитрой улыбкой проговорил
посыльный и откинул крышку. В глаза Феофано ударил блеск золотых
украшений.
– Не прикасайтесь к шкатулке, – шепнул ей Иосиф Вринга. –
Подарки дарят в определенное время и в присутствии определенных
людей. Таков порядок, и нельзя его нарушать.
– Иноземным гостям не известны наши порядки, – ответила Феофано
и сделала знак посыльному подойти.
– У князя, должно быть, какой-нибудь тайный умысел, – продолжал
нашептывать евнух. – Сначала надо понять какой, а уж потом
принимать дары.
Но его слова не возымели никакого действия.
Феофано взяла шкатулку. Внутри на багряном шелке среди золотых
колец и подвесок лежало невиданное по красоте ожерелье из крупных
рубинов, ярких и сочных, словно спелый гранат. От восторга у
Феофано перехватило дыхание. Какая немыслимая, невозможная
красота.